В старом обшарпанном доме полная женщина по имени Матрёна выбивала ковёр из окна, не замечая, что пыль сыплется на худую соседку снизу — Алевтину.
— Эй, Матрёна, осторожнее! Вся пыль мне на голову летит! — крикнула Алевтина, раздражённо отряхивая волосы.
— Ах, милая, — с сарказмом ответила Матрёна, — твои волосы и так будто воробьи гнездо свили. Какая разница — пыль или нет?
Спор разгорался, пока из квартиры Алевтины не вышла её мать, Прасковья, с веником в руках и стукнула им по раме Матрёниного окна.
— Осторожнее, жирафа! Стекол не жалко?! — огрызнулась Матрёна.
— Вечно ты нарываешься на скандалы, бегемотиха! — рявкнула Прасковья.
Пока они переругивались, мимо проходил вор по кличке Косой. Усмехнувшись, он подумал:
«Бабы… вечно грызутся. Думаю, можно этим воспользоваться».
Той же ночью, когда Алевтина возвращалась домой, Косой перекрыл ей путь.
— Не кричи, — прошипел он, — иди со мной.
— Куда?! — дрогнувшим голосом спросила она.
Вор осклабился, обнажив жёлтые зубы.
— Вон в тот переулок. Поразвлекаемся.
Глаза у него блестели, как у голодного волка. Алевтина попыталась закричать:
— Помогите!
Но он схватил её за волосы и зажал рот.
— Ещё раз пикнешь — голову оторву, — проскрежетал он.
В окнах дома зажегся свет, но, разглядев опасность, соседи тут же захлопнули ставни, будто испуганные мыши.
— Видала? — усмехнулся Косой. — Все твои соседки меня боятся. Смешно, да?
Воздух наэлектризовало, будто перед грозой. И вдруг…
Что-то тяжёлое глухо стукнуло вора по затылку. Обернувшись, он увидел Матрёну с чугунной сковородой в руках.
— Отпусти девку, подлец, а то хуже будет! — рявкнула она.
Косой фыркнул:
— Ты?! Одна? Да ты же с ней вчера грызлась, а теперь геройствовать вздумала?
Матрёна сверкнула глазами.
— Ругаться — ругаемся, но чтоб такую гадость допустить — никогда! Я может и одна, а нас — много!
Вор засмеялся.
— Да вы же все — тряпки!
Но за спиной Матрёны одна за другой стали появляться женщины: Прасковья с мясницким ножом, соседка Дарья с кочергой, тётя Зина с вилами. В глазах у них горела ярость.
Косой почувствовал, как по спине побежали мурашки.
«Чего я дрожу? — лихорадочно соображал он. — Это же бабы! Я и с ментами дрался, и с бандитами… А тут — старухи со сковородками. Но если я сейчас не смываюсь, они меня закопают».
— Вперёд, девки! — крикнула Матрёна.
Они двинулись на него строем, и Косой, забыв про браваду, рванул прочь, спотыкаясь о пустые бутылки и швырнув за себя веник, словно заслон.
— Караул! — завизжал он, шлёпнувшись в лужу.
Женщины остановились, перевели дух и, как разъярённый улей, подняли свой импровизированный арсенал.
Когда всё стихло, Матрёна подошла к Алевтине.
— Жива?
— Да… Спасибо. Я думала, никто не поможет…
— Если бы мы, бабы, чаще заодно стояли, — улыбнулась Матрёна, — никто бы нас не обидел.
В тот день несколько женщин оказались сильнее одного трусливого вора. И я понял: когда они вместе — им не страшен даже медведь.
