Тишина в доме: как швейная машинка изменила судьбу
Утром Владимир, как всегда, отправился на службу. А Матрёна осталась в полумраке спальни, сидя на краю кровати, будто собираясь с духом для чего-то важного. Вместо привычной дороги на кухню она направилась в чулан. Там, с трудом сдвинув старую табуретку, она достала с верхней полки запылившуюся швейную машинку. Глубоко вздохнув, Матрёна отнесла её в комнату… Когда Владимир вернулся вечером, его ждал настоящий шок. Посуда в раковине, рубашки в стиральной машине, а сама Матрёна, даже не взглянув на него, удалилась в свою комнату, где свет и музыка создавали странное ощущение, будто здесь празднуют что-то неведомое. Владимир застыл посреди кухни, не понимая, что творится в их доме.
— Опять стрелки на брюках кривые, — пробурчал Владимир, разглядывая себя в зеркале с привычным недовольством. — Матрёна, ты хоть смотрела, как гладила? Просто кошмар какой-то!
Матрёна стояла за его спиной, скрестив руки. Она видела, что его дорогие тёмно-синие брюки выглажены идеально: стрелки ровные, ни складки, ни пятнышка. Но спорить не стала. Это утреннее представление перед зеркалом давно стало ритуалом, и она научилась молчать.
— С брюками всё в порядке, милый, — тихо ответила она, стараясь скрыть раздражение.
— Я не придираюсь, я указываю на недочёты! — отрезал Владимир. — Неужели так сложно сделать, как я прошу? Разве я прошу невозможного?
Он ещё раз окинул себя критическим взглядом, схватил портфель и бросил:
— Ладно, сойдёт. Сегодня важные переговоры, вернусь поздно. — Чмокнув Матрёну в щёку, он вышел, хлопнув дверью.
Матрёна выключила свет в прихожей и медленно опустилась на скамью у вешалки. Эти полчаса в тишине были её ежедневным спасением — временем, когда она предавалась горьким раздумьям о своей судьбе. Где она ошиблась? Как всё зашло так далеко?
Матрёна и Владимир познакомились в институте. Она училась на филолога, мечтая преподавать, он — на инженера. Их любовь была той самой, о которой слагают песни: чистой, бедной, но полной надежд. Именно эта любовь дала им смелость пожениться, несмотря на пустые карманы и скромные стипендии. Родители помочь не могли — обе семьи едва сводили концы с концами.
Свадьбы как таковой не было — только роспись в загсе. Подаренные родителями деньги ушли на кровать и утварь для комнаты в общежитии. Единственным «приданым» Матрёны стала старая швейная машинка, доставшаяся от бабушки. Отказаться было неловко, хотя шить ей было некогда. Машинка пылилась на подоконнике, прикрытая потёртым полотенцем.
На последнем курсе Владимиру повезло устроиться в крупную строительную фирму. Он быстро вырос из рядового инженера в управляющего, а Матрёна начала преподавать в школе. Её уроки литературы были живыми, увлекательными — она любила детей и мечтала о своих, надеясь скоро стать матерью.
— Куда нам торопиться? — охлаждал её пыл Владимир. — В этой клетушке втроём будем как сельди в бочке.
К тому времени они перебрались в однокомнатную квартиру, а Владимир сменил автобус на подержанную «Ладу».
— И что ты там забыла в этой школе? — упрекал он. — Дома бардак, ты весь день там, а вечером с тетрадями возишься. Я же говорил: сиди дома, занимайся хозяйством. Вот будет порядок — тогда и о детях подумаем.
Матрёна успевала всё: убирала, готовила, стирала. Но Владимиру вечно что-то не нравилось. Она уходила на работу раньше, и завтрак к его пробуждению остывал. На сложные блюда времени не хватало, а разогретый борщ или вчерашние котлеты вызывали у него гримасу. Утром он требовал свежую, ещё тёплую рубашку, но Матрёна гладила их раз в неделю. Владимир ворчал, критиковал, и его претензии становились всё громче.
— Когда же ты наконец уволишься и начнёшь толком заботиться о муже и доме? — бросал он. — От твоей зарплаты толку ноль, без неё мы прекрасно обойдёмся.
Спустя три года Матрёна сдалась. Она ушла из школы, решив посвятить себя дому. А точнее — Владимиру, ведь детей у них так и не появилось. Владимир к тому времени получил высокую должность в новой фирме, часто работал дома по вечерам.
— Какой ребёнок, Матрёна? — раздражался он. — Будет орать, мешать спать, работать. Хочешь, чтобы меня уволили? Ты же не работаешь, всё на мне!
Дом стал для Матрёны полем битвы. Она убирала каждый день, готовила сложные блюда, которые Владимир требовал подавать свежими. Ресторанную еду он презирал, запрещая заказывать доставку. Матрёна часами искала новые рецепты, оттачивала своё кулинарное мастерство, но Владимир всё равно находил, к чему придраться: то недосолено, то переперчено, то мясо жестковато.
Сначала она пыталась спорить, но вскоре замолчала. Доказывать что-либо стало бессмысленно — он всегда был недоволен.
— Сегодня котлеты лучше, чем в прошлый раз, — говорил он, — но специи какие-то не те.
— В следующий раз возьму другие, — отвечала Матрёна. — Какие хочешь?
— Откуда мне знать? Ты же хозяйка, думай сама.
Раньше они обсуждали его работу, проекты, и Матрёна давала дельные советы. Теперь их трапезы проходили в тишине. Владимир утыкался в телефон, а потом уходил в свой кабинет. Они жили в просторной квартире, но Матрёна называла её пустой — пустой, как её сердце.
Бабушкина машинка переезжала с ними из квартиры в квартирОна так и не вернулась к Владимиру, а через много лет, сидя в своём ателье и наблюдая, как её внучка играет с лоскутками ткани, Матрёна поняла, что та самая запылённая машинка, которую когда-то хотел выбросить муж, стала началом её настоящей жизни.
