В ту ночь я выставила сына и невестку за дверь и забрала у них ключи: настал момент, когда я больше не могла терпеть.
Прошла неделя, а я всё ещё не могу успокоиться. Я выгнала родного сына и его жену. И знаете что? Я не чувствую ни капли раскаяния. Потому что чаша переполнилась. Они сами довели меня до этого решения.
Всё началось полгода назад. Я, как всегда, вернулась домой с работы. Усталая, мечтала о горячем чае и покое. И что же я вижу? На кухне — мой сын Иван и его жена Аграфена. Она режет колбасу, он сидит за столом, листает газету и, словно так и надо, ухмыляется:
— Привет, мам! Решили проведать!
Сначала показалось — ничего особенного. Я всегда рада, когда Ваня заглядывает. Но скоро стало ясно: это не визит. Это вторжение. Без спроса, без предупреждения. Они просто ввалились в мою квартиру и осели.
Оказалось, их выселили из съёмной квартиры — полгода не платили за жильё. А я ведь предупреждала: не гонитесь за роскошью! Снимите что-то попроще, поскромнее. Но нет. Им подавай центр, евроремонт, вид на Москву-реку. А когда всё рухнуло — быстренько к маме.
— Мам, мы только на недельку. Честное слово, ищем жильё, — уверял сын.
Я, как дура, поверила. Подумала: ладно, неделя — не беда. Семья же. Надо помочь. Если бы я знала, чем это обернётся…
Прошла неделя. Потом другая. Потом третий месяц. Квартиру искать они и не думали. Зато обжились на славу. Жили как у себя: без спросу, без совета, без помощи. А Аграфена… Господи, как же я в ней ошиблась.
Она не готовила, не убирала. Целыми днями болталась с подружками, а если сидела дома — валялась на диване с телефоном. Я приходила с работы, готовила ужин, мыла посуду, а она — словно барыня на курорте. Даже за собой ложку не уберёт.
Однажды я осторожно намекнула: может, стоит подработать? Вам бы полегче было. В ответ услышала:
— Мы сами разберёмся. Не ваше дело.
Я их кормила, платила за свет, воду, газ. Они ни копейки не вкладывали. И при этом ещё скандалили, если что-то шло не по ихнему. Каждое моё слово оборачивалось бурей.
И вот, неделю назад. Поздно ночью. Лежу в постели, не могу уснуть. В соседней комнате гремит телевизор, Иван с Аграфеной хохочут, о чём-то спорят. А мне в шесть утра на работу. Я вышла к ним:
— Вы вообще спать собираетесь? Мне завтра рано вставать!
— Мама, не придирайся, — буркнул Иван.
— Бабуля, не нервничай попусту, — бросила Аграфена, даже не взглянув.
Тут во мне что-то оборвалось.
— Собирайте вещи. Завтра вас здесь не будет.
— Чего?
— Слышали. Валите. Или я сама соберу.
Когда я повернулась уходить, Аграфена фыркнула. Зря. Я молча достала три больших мешка и начала скидывать туда их вещи. Они умоляли, кричали, но было поздно.
— Либо уходите сейчас, либо вызываю участкового.
Через полчаса их пожитки стояли в прихожей. Я забрала ключи. Ни слёз, ни извинений. Только злость и упрёки. Но мне уже было всё равно. Я закрыла дверь. Щёлкнул замок. И села. Впервые за полгода — в тишине.
Куда они подались — не знаю. У Аграфены родители есть, куча приятельниц, всегда найдётся, где переночевать. Не пропадут.
Я не жалею. Я поступила правильно. Потому что это — мой дом. Моя крепость. И я не позволю, чтобы кто-то топтал её грязными сапогами. Даже если это мой сын.
