Сегодня я собрала всю волю в кулак, посмотрела в глаза свекрови, Лидии Семёновне, и мужу, Дмитрию, и чётко заявила: “Вашей ноги больше не будет в нашем доме. Хотите любить и видеть внучку Алису — надо было думать, прежде чем такое вытворять”. Говорила сдержанно, но твёрдо, чтобы оба поняли: это не пустые угрозы. После всего, что натворила свекровь, терпеть её в нашей жизни я больше не намерена. И знаете, даже легче стало, когда высказала это. Хватит молчать и глотать обиды ради “семейного спокойствия”.
Всё началось несколько месяцев назад, но, если разобраться, конфликты с Лидией Семёновной копились годами. Когда я только вышла замуж за Дмитрия, она казалась мне просто строгой женщиной. Любит покомандовать, поворчать, но какая свекровь без этого? Я терпела, уважала её как мать мужа, даже прислушивалась к её советам. Но со временем она стала лезть во всё: как я готовлю, как воспитываю Алису, как мы с Димой тратим деньги. Каждый её приход превращался в проверку. “Ольга, почему пыль на шкафу? А Алиса почему без шарфа? И это ты называешь борщом?” — и так без конца.
Я молчала, не желая скандалов. Дмитрий тоже уговаривал: “Оля, потерпи, она же мать, хочет как лучше”. Но её “лучше” сводилось к постоянной критике. А потом она перешла все границы. Месяц назад я узнала, что она написала жалобу в опеку, будто я “плохая мать”. Мол, ребёнок “запущенный”, в доме бардак, а я “не справляюсь”. Это после того, как я семь лет живу ради дочери, не сплю ночами, когда она болеет, вожу её на танцы, читаю сказки! А эта женщина, бывающая у нас раз в месяц, решила, что может так поступать?
Когда я узнала о жалобе, была в ярости. Позвонила в опеку, объяснила ситуацию, и, слава богу, там быстро разобрались. Но сам факт! Она хотела очернить меня, чтобы, как сама потом сказала, “забрать Алису к себе”. Что, она собралась отнять у меня дочь? Я пыталась поговорить, но Лидия Семёновна лишь фыркнула: “Я о внучке забочусь, а ты, Ольга, неблагодарная”. Дмитрий вместо того чтобы её остановить, промямлил: “Мам, ну ты перегибаешь, но ты же для Алисы стараешься”. Забота? Это забота — лезть в нашу семью и гробить мою жизнь?
Я долго решала, как поступить. Хотела просто закрыть ей дверь, но понимала, что без разговора не обойтись. Алиса любит бабушку, и я не хотела лишать её общения, но терпеть такое больше не могла. Сегодня, когда Лидия Семёновна снова пришла “в гости”, я решилась. Позвала её и Дмитрия на кухню и высказала всё. “Лидия Семёновна, — начала я, — вы перешли все границы. Ваши жалобы, ваши указания — этому конец. Вы больше не придёте к нам, пока не извинитесь и не научитесь уважать нашу семью. А ты, Дима, если не можешь защитить нас, подумай, где твоё место”.
Свекровь покраснела от злости. “Да как ты смеешь! — закричала она. — Я для Алисы всё делаю, а ты мне запрещаешь её видеть?” Я холодно ответила: “Вы сами всё испортили, когда написали донос. Хотите видеть Алису — уважайте меня”. Дмитрий молчал, только головой качал. Потом пробормотал: “Оль, может, не стоит так резко?” Но я уже не сдерживалась. “Резко? — переспросила я. — А писать в опеку — это не резко?” Лидия Семёновна выскочила из кухни, хлопнув дверью. Дмитрий смотрел на меня как на чужую, но я знала — я права.
Теперь не знаю, что будет. Алиса пока не понимает, почему бабушка не приходит, и это мне больно. Я объяснила, что мы “поссорились”, но всё равно любим её. Но я не отступлю. Не хочу, чтобы дочь росла там, где мать унижают. Дмитрий, кажется, начал что-то осознавать. Вечером он сказал: “Оля, я поговорю с матерью, она не права”. Но я сомневаюсь, что он её переубедит. Лидия Семёновна не из тех, кто признаёт ошибки.
Готовлюсь к долгой борьбе. Может, она снова начнёт интриги, давить на Диму или манипулировать через Алису. Но я уже не та робкая невестка, что молчала ради приличия. Я мать, жена, и я защищаю свою семью. Если Лидия Семёновна хочет быть в нашей жизни, пусть учится уважать границы. Нет — её выбор.
Сейчас я думаю о хорошем. Алиса рисует мне рисунки, мы печём пряники, и её улыбка придаёт мне сил. А Дмитрию решать — с нами он или под маминым каблуком. Я сделала шаг, и назад пути нет. Пусть знают: мой дом — моя крепость, и враги здесь не хозяева.