Мы с Дмитрием прожили вместе четырнадцать лет. Казалось, прошли через всё, построили крепкую семью. Я где-то читала, что большинство браков распадается в первые три года, а потом шансы растут. Но мы, видимо, вошли в те редкие проценты. Обычная, в общем-то, история — муж ушёл к молодой. Но для меня это было как обвал. Жизнь треснула, словно лёд на Неве, и я рухнула в пустоту.
Дмитрий сделал мне предложение, когда мы оба были ещё зелёными. Я — простая девчонка из спального района, он — из влиятельной семьи, единственный наследник. Родители помогли — купили трёшку в центре Петербурга. Сначала не получалось с детьми, я уже отчаялась, но потом родился сын, а через два года — дочь. Жила, как в сказке: уют, семья, дети. Всё казалось нерушимым.
А потом появилась она. Новая сотрудница — милая, услужливая, с глазами овцы и повадками волчицы. И вдруг он выставляет меня с детьми на улицу. Без объяснений. Просто говорит: «Так будет лучше». Квартиру оставил себе, алименты платил — чисто для галочки. А как мне жить? Без диплома, без стажа, с двумя малышами на руках?
Родители приютили нас в бабушкиной хрущёвке. Тесно, душно, страшно. Я училась заново дышать. Экономила, стирала в тазу, таскалась по магазинам с коляской и работала на двух работах. Постепенно встала на ноги. Стала твёрже. Смирилась.
Прошёл год. И вдруг — звонок. Дмитрий. «Прости, — говорит. — Ошибся. Не понимал, что теряю». Говорил так, будто мы расстались вчера. Умолял встретиться. Долго отнекивалась, но в конце концов согласилась. Встретились не в том кафе, где раньше пили вино, а в забегаловке на окраине.
И знаете, передо мной сидел уже не он. Не тот подтянутый, уверенный в себе Дмитрий. Этот был сгорбленный, с опухшим лицом, трёхдневной щетиной. Пустой. Всё, что когда-то делало его мужчиной моей жизни, исчезло. Его история тоже не удивила: она вытягивала из него деньги, требовала подарков, путешествий. Развалила его бизнес, сдала конкурентам. Потом ушла. А он остался ни с чем.
Он плакал. Вставал на колени. Говорил, что мы — его семья, что любит детей, меня. Боялась, что дрогну. Но нет. Смотрела на него и не чувствовала ничего. Ни жалости. Ни боли. Ни любви. Только равнодушие.
Сказала ему: «Хватит паясничать». Даже не со зла — просто устала. Не хотела больше слышать этот голос, видеть его жалкие глаза. Мне было плевать, заорет он или нет. Есть же люди, которые орут на улицах — и все проходят мимо. Впервые в жизни почувствовала свободу от него.
Но дома стало тихо. Не от одиночества — от вопросов без ответов. Поделилась с матерью и подругами. Подруги категоричны: «Предал раз — предаст снова». Говорят, даже встречаться не стоило. Мать же обрадовалась. Твердит: «Детям нужен отец». Убеждает, что мне, как женщине, надо подумать о будущем. Что семья — это свято, даже если душа молчит.
Слушала всех, но ясности не прибавилось. Прошёл месяц. Живу по-прежнему у бабушки, сама решаю, как жить. Дмитрий теперь исправно шлёт деньги, завязал с выпивкой. Всё ещё умоляет вернуться. Пытается доказать, что изменился. А я смотрю на свою жизнь и понимаю: не хочу, чтобы она оставалась такой, какая есть. Но и к нему идти — не могу.
Я уже не девочка. Мне не двадцать. Но чувствую, будто застряла. Страшно сделать шаг. Вперёд — в неизвестность. Назад — в предательство. Не знаю, куда идти. И каждый вечер, когда дети засыпают, смотрю в окно и шепчу: «Господи, дай мне понять, чего я хочу на самом деле. Дай снова научиться чувствовать…»