**Запоздалое материнство: как весна напомнила о грехе, который не сотрёшь**
Никогда особенно не стремилась Светлана ко второму ребёнку. С Виктором у них уже подрастал сынишка, семилетний непоседа, и возвращаться к бессонным ночам, пелёнкам и бесконечным детским капризам ей не хотелось. Тем более карьера наконец пошла вверх — командировки, перспективы, люди, с которыми было легко и… далеко не по-домашнему. Но беременность случилась. Неожиданно, не вовремя, как это обычно бывает.
Виктор сразу загорелся мыслью о девочке. «Может, хоть с ней будет попроще», — усмехался он. Светлана молча кивала, а внутри клокотали злость и страх. Когда же малышка родилась — крохотная, светловолосая, с васильковыми глазами и носиком-кнопочкой, — в её душе что-то дрогнуло. Но словно в насмешку врачи сообщили: у новорождённой тяжёлый порок сердца. Потребуются лечение, операция.
Этого не было в её планах. То, чего она добивалась, могло рухнуть. Фитнес, корпоративы, отдых в Сочи с подругами, карьерный рост — и теперь это? Нет. Не сейчас. Не с ней.
Виктор выслушал — и махнул рукой. Они приняли решение, о котором даже вслух не говорили. Родным и знакомым сказали, что девочка не выжила.
В доме малютки малышку приняла Марфа Игнатьевна. Двадцать пять лет работы здесь должны были притупить сердце, но нет. Каждый новый «отказник» оставлял в душе рану. Особенно эта девочка. Смотрела так, будто искала единственного родного человека.
Марфа Игнатьевна стала проводить с ней каждую свободную минуту. Малышка улыбалась, тянула к ней ручки, гулила в ответ на ласку. И Марфа не выдержала. Поговорила с мужем.
— Дорогой, я не могу её там оставить.
— Лечение дорогое. Потянем?
— Потянем. Она наша. Назовём Верой.
Они удочерили её. Им было уже за шестьдесят, здоровье не железное, денег — в обрез. Муж, Николай Семёнович, с утра до ночи трудился в деревне. Марфа — возила Веру по больницам, обследованиям, на реабилитации. Спали урывками, ели что придётся. Но одна улыбка Верочки — и Николай молодел на глазах.
Вера росла доброй и отзывчивой. В пять лет помогала старушке-соседке нести картошку: «Бабушка Таня, я понесу два ведёрка, вам же легче!» Шла гордо, будто нёсла не груз, а драгоценности.
Когда пришло время операции, вся деревня молилась. Люди помогали кто чем мог: деньгами, продуктами, добрым словом. Операция прошла успешно. Вера не просто выжила — она победила.
Выросла красавицей, умницей. Отлично училась, поступила в университет, жила в общаге, на каникулах приезжала домой — к любящим родителям и горячим пирогам.
Однажды в апреле Вера гуляла по парку. Солнце пригревало, птицы пели, воздух пах свежестью. Она думала о майских праздниках: как приедет к маме с папой, поможет в огороде, вечером будет пить чай из самовара и слушать мамины истории.
И вдруг удар по ногам — плюшевый мишка. Вера подняла голову: на скамейке сидела женщина с малышом.
— Ты потерял игрушку, — улыбнулась Вера.
— Он мне не нужен! Он больной, скоро умрёт! — выкрикнул мальчик с озлобленной беспомощностью.
— Не обращайте внимания, — устало сказала женщина. — У него порок сердца. Родители… отказались. Пришлось взять мне. Внук. Но мне тяжело.
Вера взглянула на неё. Женщина была ухоженной, аккуратной, но глаза… Пустые, как зимнее небо. Что-то в них заставило Веру заговорить.
Она рассказала, что сама была такой. Что её настоящая мама спасла её. Что с любовью возможно всё. Что они победили — и эта женщина тоже сможет.
Женщина сидела, бледнея. Потому что перед ней стояла девушка с её глазами. Васильковыми. Теми самыми.
Это была она. Её дочь.
— Не может быть… — прошептала она.
— Может, — твёрдо сказала Вера. — Главное — верить. Я верю. И вы верьте.
Вера ушла. Светлая, счастливая, полная жизни.
А Светлана осталась. Словно корнями вросла в землю. Глаза горели, душа рвалась. Хотелось закричать, догнать, упасть на колени… Но имела ли она право?
Нет. Она отказалась тогда. Из страха, из удобства. А потом жизнь рассыпалась: Виктор ушёл к другой, сын вырос чёрствым, и теперь она растила внука, которого не хотел даже его отец. Одна. Без помощи, без любви, без надежды.
И вот — весна. И вот — та самая девочка. Чужая, но родная. Спасённая не ею.
Светлана не пошла за ней.
Потому что знала: любовь — не право. Это дар. Которым она когда-то пренебрегла.
Теперь ей оставались лишь тень дочери… да запоздалое раскаяние.
