**Запоздалое материнство: как весна напомнила о грехе, который не сотрёшь**
Я никогда особо не мечтала о втором ребёнке. С Сергеем у нас уже был сын – семилетний непоседа, и возвращаться к бессонным ночам, пелёнкам, коликам и детским крикам мне совсем не хотелось. Тем более что карьера наконец пошла вперёд – появились перспективы, командировки, люди, с которыми было легко, весело и… далеко от семейных забот. Но беременность случилась. Случайно, невпопад, как это часто бывает.
Сергей, однако, сразу сказал, что хочет дочку. «Может, хоть у неё характер будет полегче», – усмехался он. Я кивала, а внутри бушевали злость, страх и раздражение. Но когда родилась девочка – крошечная, светловолосая, с васильковыми глазами и носиком-пуговкой, – я впервые растерялась. Что-то сжалось внутри. Но тут же, словно в насмешку, врачи сообщили: у новорождённой – врождённый порок сердца. Серьёзный. Потребуется лечение. И операция.
Этого не было в моих планах. Совсем. Всё, к чему я шла, могло рухнуть. Тренажёрный зал, корпоративы, отдых в Сочи с подругами, карьера – и вдруг это? Нет. Не сейчас. Не со мной.
Сергей выслушал – и сдался. Пожал плечами. И мы молча приняли решение, о котором даже вслух не говорили. Родным и знакомым сказали, что девочка умерла.
В доме малютки малышку с васильковыми глазами взяла под опеку Ольга Ивановна. Работала она там уже двадцать пять лет. Казалось бы, за эти годы сердце должно было очерстветь. Но нет. Каждый новый «отказничок» оставлял в душе рану. Особенно эта девочка. Тихая, хрупкая. Смотрела так, будто искала единственного родного человека.
Ольга Ивановна проводила с ней каждую свободную минуту. Девочка улыбалась ей, тянула ручки, лепетала в ответ на ласку. И Ольга не выдержала. Обсудила с мужем.
— Ваня, я не могу оставить её там.
— Лечить же надо. Потянем?
— Потянем. Она наша. Назовём Светланой.
Они удочерили её. Им было уже за пятьдесят, здоровье не железное, денег – в обрез. Иван трудился в селе от зари до заката. Ольга – возила Свету по больницам, обследованиям, санаториям. Спали по три часа. Ели что придётся. Но одна улыбка Светочки – и Иван молодел на глазах.
Света росла доброй, отзывчивой, жизнерадостной. Помогала по дому, любила людей. В пять лет она тащила бабушке-соседке свёклу: «Бабушка Зина, я понесу две штуки, вам же легче будет!» – и шагала впереди, гордо неся тяжёлые для неё корнеплоды, словно сокровища.
Когда пришло время операции, всем селом молились. Люди помогали, кто чем мог: деньгами, продуктами, добрым словом. Операция прошла успешно. Света выжила. Более того – победила болезнь.
Она выросла. Красавица. Умница. Училась на отлично, поступила в институт, жила в общаге, на каникулах приезжала домой, где её ждали с любовью и блинами.
В тот апрельский день Света гуляла по парку. Солнце грело, птицы пели, земля дышала весной. Она думала о предстоящих выходных, о том, как поедет к родителям, поможет с огородом, а вечером будет сидеть на крыльце с кружкой чая, слушая мамины рассказы.
И вдруг – удар. К её ногам упал плюшевый медвежонок. Света подняла голову – на скамейке сидела женщина с четырёхлетним мальчиком. Она подняла игрушку и мягко сказала:
— Ты потерял мишку.
— Он мне не нужен! Он больной и скоро умрёт! – зло крикнул мальчик.
— Не обращайте внимания, – устало ответила женщина. – Он болен. У него порок сердца. Родители… отказались. Пришлось мне взять. Внук он мне. Но мне нелегко.
Света посмотрела на неё. Женщина была ухоженной, красивой. Но глаза… Пустые. Погасшие. Будто в них поселилась зима, несмотря на весну. Что-то в этом взгляде тронуло её.
И она заговорила. Рассказала, что сама была такой же. Что её спасла любовь. Что с верой всё возможно. Что они победили – и эта женщина тоже сможет.
А женщина молчала. Лицо её бледнело с каждой секундой. Потому что перед ней стояла девушка с её глазами. С теми самыми – васильковыми. С глазами дочери, от которой она когда-то отказалась.
Это была она. Её девочка.
— Не может быть… – прошептала женщина.
— Может, – твёрдо сказала Света. – Главное – верить.
Она ушла. Светлая. Счастливая.
А я осталась. Как вкопанная. Глаза горели, сердце рвалось наружу. Хотелось кричать, бежать, обнять, упасть на колени. Но… имела ли я право?
Нет. Я отказалась. Из страха. Из удобства. А потом жизнь развалилась. Сергей ушёл к другой. Сын вырос чёрствым, и теперь я одна растила внука, которого не любили даже его родители. Без помощи. Без любви. Без надежды.
И вот – весна. Вот – воскрешённая мной когда-то девочка. Чужая, но родная. Спасённая не мной.
Я не пошла за ней.
Потому что знала: любовь – не право, а дар. Который я когда-то отвергла.
Теперь мне оставалась только тень. Тень моей дочери. И запоздалое раскаяние.