Ты разбила моё зеркало, значит, семь лет будешь мне в счёт, прошипел Владимир Корнев, владелец галереи «Зеркальный Портал», и, наклонившись, заставил Василису ощутить аромат мятного спрея, который он постоянно держал в кармане.
Под её ногами хрустели осколки венецианского полотна, будто сотни крошечных вспышек фотокамеры отразились в потолочных софитах. В горле застрял сухой комок: можно пережить всё, лишь бы не слышать хруст стекла, когда цена рамы равна годовому доходу.
Я заплачу, выдохнула она.
Заплатишь? Чем? Своими кривыми витринами? С сегодняшнего дня работаешь бесплатно, пока долг не погасишь.
Пятнадцать лет назад маленькая девочкаВасилиса сидела в мастерской дедушкизеркальщика, ловя отражения в обрезках амальгамы. Дед угощал её яблочным зефиром и говорил: «Стекло хранит правду. Иногда страшно смотреть, но если не боишься узнаёшь себя». После его смерти мать продала лавку; Василиса уехала в Москву на факультет промышленного дизайна и подрабатывала оформительницей витрин. Там её заметил Владимир: высокий, обаятельный, обещал персональную выставку за несколько набросков.
В первые месяцы он называл её «музой пространства», целовал руку при каждом удачном проекте. Затем дружески упрекал: «Блики слишком холодные, добавь тепла». Было неприятно, но конструктивно. Весной тон изменился: «Какая тебе фактура, если ты путаешь габариты?». За этим последовали штрафы за «испорченные материалы». Василиса успокаивала себя: «Он строг, потому что я могу лучше».
В один июньский вечер она переставляла подиумы для новой экспозиции. У входа стояло главное сокровище Владимира зеркало XVIII века в раме из сусального золота. Всего сантиметр, и тележка с подиумом задела раму. Треск, как выстрел. Пауза. И дождь из осколков.
Ты понимаешь, что это был лот для королевского аукциона? Владимир кричал так громко, что заглушал сигнализацию.
Заменю, бормотала она, собирая стеклянную крошку в ведро, разыщу реставраторов
Триста тысяч евро, если ты не в курсе. Или семь лет рабства. Выбирай.
В подвале галереи, где не ловил WiFi, Василиса штамповала инсталляции по его эскизам: лампылинзы, столыпризмы. Владимир принимал работу и ставил на бирках только своё имя. По вечерам она открывала ноутбук и склеивала фотографии разбитого зеркала в цифровой коллаж, ищя в хаосе линию, где трещины складываются в лицо.
Раз в неделю к ней заходила Надежда, керамистка из соседней мастерской.
Ты где? В чате молчишь.
Долг отрабатываю, отмахивалась Василиса.
Надежда осмотрела её сутулые плечи, потёртые ладони.
Знаешь, как ломают стекло, чтобы из него родились витражи? Нагревают до боли, потом резко охлаждают.
Спасибо за метафору, усмехнулась она.
Метафора, но у меня на складе полно битой керамики. Если захочешь бери. Осколок к осколку, и получится чтото новое.
Осенью к галерее приехал куратор мобильного фестиваля «Город Света» Кирилл Шубин. Он искал авторов для ночного перформанса на старом вокзале. В галерее ему показали проекты Владимира; Кирилл кивнул вежливо, но взгляд задержался на корзине с битым стеклом в углу.
Кто работал с этим?
Отходы, быстро ответил Владимир. Никому не интересно.
Василиса подняла голову:
Мне интересно.
На улице Кирилл подошёл к ней:
Покажите эскизы, которые никому не показываете.
Если я заговорю, меня уволят.
Он протянул визитку.
Тогда встретимся там, где нет вашего босса. Завтра в восемь, платформа 13.
Платформа была пуста, только ржавые часы тикали под крышей. Василиса развернула на планшете 3Dмодель: гигантская растрескавшаяся маска, внутри которой зрители блуждают лабиринтом зеркальных стен. Лучи проекторов перебегают по осколкам, складывая фразыосколки: «твои руки кривые», «ты должник», «ты никто». Чем ближе к центру, тем слова тают, пока поверхность не становится чистой отражает лишь лица зрителей.
Кирилл молчал, а потом тихо сказал:
Это не инсталляция. Это личная революция на 360 градусов. Давай сделаем.
У меня нет бюджета, нет материалов, всё разбитое принадлежит галерее.
Материалы найдём. А вот разрешения ты сама решишь, насколько готова.
Первые недели они собирали «мусор»: списанные зеркала из отелей, битую керамику Надежды, пустые рамы с барахолки. Ночами Василиса резала стекло за заброшенным заводом, училась шлифовать кромки наждачной бумагой, сушила их под феном. Надежда обжигала керамикупаззл, чтобы фрагменты держались крепко.
Однажды около полуночи появился Владимир.
Хвастаются, что ты гдето на вокзале строишь непонятно что. Зеркала мои воровать вздумала?
Твои те, что я разбила? Уже расплатилась, протянула она квитанции: последние месяцы жила на доширак, но каждый аванс переводила реставратору, который мелкими частями переставлял мозаичную раму.
Без моего бренда тебя никто не знает. Хочешь быть художником будь, но после суда за кражу станешь блогероммемом.
Попробуй. Судьи любят зрелища.
Ночь открытия. Заброшенный вокзал залит ультрафиолетом, очередь тянется вдоль рельсов, у входа раздают наушникиаудиогид. Василиса прячет руки в карманы ладони дрожат.
Дыши ровнее, капитан, шепчет Надежда и хлопает её по плечу.
Внутри лабиринт зерк
