Ты разбила моё зеркало, значит, семь лет будешь мне в долгу, прошипел Ратмир Корнев, владелец галереи «АртЗеркО», и наклонился так близко, что Варвара ощутила аромат мятного спрея. Осколки старинного полотна звенели под её стопами, отражая потолочные софиты, будто сотни маленьких вспышек фотокамеры. В горле застрял сухой ком: можно пережить всё, лишь бы не слышать хруст стекла, когда цена рамы равна годовому доходу.
Я заплачу, выдохнула она.
Заплатишь? Чем? Своими кривыми витринами? С сегодняшнего дня работаешь бесплатно, пока долг не погасишь.
Пятнадцать лет назад девочкаВарвара сидела в мастерской дедазеркальщика и ловила отражения в обрезках амальгамы. Дед угощал её яблочным зефиром и говорил: «Стекло хранит правду. Иногда страшно смотреть, но если не боишься узнаёшь себя». После его смерти мать продала лавку; Варвара уехала в Москву поступать на промышленный дизайн и подрабатывала оформительницей витрин. Там её заметил Ратмир: высокий, обаятельный, обещал персональную выставку в обмен на несколько эскизов.
Первые недели он называл её «музой пространства», целовал руку при каждом удачном проекте. Затем дружески критиковал: «Блики слишком холодные, добавь тепла». Было неприятно, но полезно. К весне тон изменился: «Какая тебе фактура, если ты даже размеры путаешь?». За этим последовали штрафы за «испорченные материалы». Варвара успокаивала себя: «Он строг, потому что я могу лучше».
В один июньский вечер она переставляла подиумы для новой экспозиции. У входа стояло главное сокровище Ратмира зеркало XVIII века, рама будто кружево из сусального золота. Всего лишь сантиметр, и тележка с подиумом зацепила раму. Треск, как выстрел. Пауза. И дождь осколков.
Ты понимаешь, что это был лот для королевского аукциона? Ратмир кричал так громко, что заглушал сигнализацию.
Заменю, бормотала Варвара, собирая стеклянную крошку в ведро, разыщу реставраторов
Тридцать миллионов рублей, если ты не в курсе. Или семь лет рабства. Выбирай.
В подвале галереи, где не ловил WiFi, Варвара штамповала инсталляции по его эскизам: лампылинзы, столыпризмы. Ратмир принимал работу, ставя на бирках только своё имя. Вечером она шла домой, открывала ноутбук и склеивала фотографии разбитого зеркала в цифровой коллаж, ищя в хаосе линию, где трещины складываются в лицо.
Раз в неделю к ней заглядывала Лада, керамистка из соседней мастерской.
Ты где пропала? В чате молчишь.
Долг отрабатываю, отмахивалась Варвара.
Лада посмотрела на её сутулые плечи, потёртые ладони.
Знаешь, как ломают стекло, чтобы из него получились витражи? Нагревают до боли, а потом резко охлаждают.
Спасибо за метафору, усмехнулась Варвара.
Метафораметафора, но у меня на складе полно битой керамики. Если захочешь бери. Осколок к осколку, и получится чтото новое.
Осенью в галерею пришёл куратор мобильного фестиваля «Город Света» Кирилл Шубин. Он искал авторов для ночного перформанса на старом вокзале. В галерее ему показали проекты Ратмира; Кирилл кивнул вежливо, но взгляд задержался на корзине с битым стеклом в углу.
Кто работал с этим?
Отходы, быстро сказал Ратмир. Никому не интересно.
Варвара подняла голову:
Мне интересно.
На улице Кирилл подошёл к ней:
Покажите эскизы, которые никому не показываете.
Если я заговорю, меня уволят.
Он протянул визитку.
Тогда встретимся там, где нет вашего босса. Завтра в восемь, платформа 13.
Платформа была пуста, лишь ржавые часы тикали под крышей. Варвара развернула на планшете 3Dмодель: гигантская растрескавшаяся маска, внутри которой зрители ходят лабиринтом зеркальных стен. Лучи проекторов бегут по осколкам, складывая фразыосколки: «Твои руки кривые», «Ты должница», «Ты никто». Чем ближе к центру, тем слова тают, пока поверхность не становится чистой отражает только лица зрителей.
Кирилл молчал, затем тихо сказал:
Это не инсталляция. Это личная революция на 360 градусов. Давай сделаем.
У меня нет бюджета, нет материалов, всё разбитое принадлежит галерее.
Материалы найдём. А вот разрешения ты сама решишь, насколько готова.
Первые недели они собирали «мусор»: списанные зеркала из отелей, битую керамику Лады, пустые рамы с барахолки. Ночами Варвара резала стекло за заброшенным заводом, училась шлифовать кромки наждачной бумагой и сушить их под феном. Лада обжигала керамикупаззл, чтобы фрагменты держались крепко.
Однажды около полуночи появился Ратмир.
Хвастаются, что ты гдето на вокзале строишь непонятно что. Зеркала мои воровать вздумала?
Твои те, что я разбила? Уже расплатилась, Варвара протянула ему квитанции: последние месяцы жила на «Доширак», но каждый аванс переводила реставратору, который мелкими частями переставлял мозаичную раму.
Без моего бренда тебя никто не знает. Хотела быть художницей будь, но после суда за кражу станешь блогеркоймемом.
Попробуй. Судьи любят зрелища.
Ночь открытия. Заброшенный вокзал залит ультрафиолетом. Очередь тянется вдоль рельсов, у входа выдаются наушникиаудиогиды. Варвара прячет руки в карманы ладони дрожат.
Дыши ровнее