«Внучка тает на глазах. Она начинает ненавидеть и мать, и младшую сестру»: Боюсь, мне придётся забрать девочку, иначе конец будет страшным
Я всегда верила: мать не делит детей на “любимых” и “нежеланных”. Детство — не битва за внимание. Когда слышала истории о семьях, где одного ребёнка боготворят, а другого отвергают, думала: “Меня это не коснётся”. Теперь же я живу внутри такого кошмара. И это не чужая драма — это моя кровь. Моя дочь. Моя внучка. Моя мука.
Алина с юности гналась за успехом. Её интересовали только мужчины “с положением”, “с деньгами”. В итоге она вышла за Артёма — бывшего хоккеиста, открывшего в Ростове сеть спортивных клубов. Мы с мужем подарили им трёхкомнатную квартиру в центре и помогли с бизнесом через связи. Всё складывалось идеально: достаток, стабильность, будущее.
Через год Алина родила Светлану — здоровую, спокойную девочку. Назвали в честь моей сестры. Алина справлялась прекрасно: сама купала, укачивала, водила на прогулки. Света почти не плакала, даже когда болела. Дочь казалась идеальной матерью. Мы все ею восхищались.
Но через шесть лет всё рухнуло.
Алина снова забеременела. Беременность далась тяжело: отёки, давление, угроза выкидыша. Полгода она провела в больнице. Роды — экстренное кесарево. На свет появилась Дашенька. Крепкая, звонкая, здоровая. Но с рождением младшей Алина будто перестала видеть старшую.
Первые месяцы я и тёща Артёма, Валентина Семёновна, помогали как могли. Я забирала Свету к себе, чтобы Алина могла отдохнуть. Валентина Семёновна оставалась с малышкой. Мы не лезли в их жизнь — думали, так лучше. Но однажды услышала, как Алина кричит на Свету:
— Исчезни! Ты мне всякую нервы вымотала!
Сначала списала на усталость. Но с каждым днём становилось страшнее. Алина будто разучилась видеть в Свете дочь. Только обузу. Раздражало всё — громкое дыхание, вопрос, неловкое движение. “Отвали”, “Не лезь”, “Отстань” — эти слова девочка слышала ежедневно. Порой сквозь зубы:
— Лучше бы ты не рождалась…
А однажды, шёпотом, но чётко:
— Если бы не ты, жизнь была бы проще.
Свете всего семь. В таком возрасте душа — как бумага: каждое слово оставляет след. Скоро школа, а ей вместо поддержки — только холод. В доме, где любят одну — младшую. Упитанную, смешливую Дашу. А Света… Света больше не смеётся.
Она бросила рисовать. Перестала играть. Сидит у окна, уткнувшись в книгу, или прячется в углу. Но хуже всего — её слова, от которых кровь стынет:
— Бабуля, зачем родилась Даша? Без неё мама меня любила…
Я говорила с Алиной. Мягко. Жёстко. Умоляла. Объясняла: нельзя так. Нельзя делить детей на “нужных” и “лишних”. Она отмахивалась:
— Света уже большая. У неё всё есть. Младшая без меня не выживет.
Неправда! Ей нужно не меньше — а больше, ведь она чувствует, что стала “ненужной”. Артём пробовал вступиться. Он любит обеих, но в Алине будто щёлкнул выключатель. Она не слышит. Говорит, что “Света играет на нервах”, что “все её жалеют”.
А девочка худеет. Тускнеет. И всё чаще шепчет:
— Бабуля, возьми меня к себе…
Я почти решилась. Потому что дальше — пропасть. Потому что не могу смотреть, как мою внучку губят равнодушие собственной матери. Если Алина не опомнится — заберу Свету. Даже через суд. Потому что детство, пропитанное болью, — это шрам на всю жизнь. А я хочу, чтобы у неё осталось хоть что-то светлое. Настоящее. Бабушкина любовь.
