Волшебство неравного брака
На майские праздники я затесался в шумную компанию в уютной кафешке на окраине Нижнего Новгорода. Народ вокруг — душа нараспашку, но почти все незнакомые. Рядом со мной устроился мужчина, явно перешагнувший полувековой рубеж, и молодая девушка, лет двадцати пяти. Сергей и Татьяна. Они смеялись громче всех, их энергия била ключом, хотя оба потягивали морс. Таня ласково называла его «папочкой», и я умилился: вот это идиллия отца и дочери! Но вдруг они засобирались домой. Таня, улыбнувшись, пояснила: «Нас ждёт наш кроха, без нас не уснёт». Я обомлел.
Когда они ушли, я тихонько спросил у организатора вечера: «Какой ещё кроха? О чём они?» Тот удивлённо всплеснул руками: «Их сын. Они же муж и жена». Я опешил: «А почему она зовёт его папочкой?» Организатор рассмеялся: «Это у них такая прикол. Когда-то, в самом начале их романа, зашли они в магазин, а продавщица заявила Сергею: «Какая у вас доченька красавица!» С тех пор Таня его так и величает».
Позже я узнал их историю, и она тронула меня до слёз. Сергей — талантливый художник, но жизнь его была далеко не мед. Два развода, годы утопленные в водке, бесконечные загулы. Его старшая дочь, уже взрослая, махнула на него рукой. К сорока пяти годам Сергей оглянулся на прожитое и увидел лишь пустоту. Он писал картины, но они пылились в углу. И тут в его жизни появилась Таня. Они встретились случайно — на волжской набережной, где он любил делать наброски. Ей было чуть за двадцать, она сияла, как весеннее солнце. Почему эта огненная девчонка обратила внимание на потрёпанного жизнью художника с грустными глазами? Загадка.
Но любовь Тани стала для Сергея спасением. Она вдохнула в него второе дыхание. Он завязал с выпивкой, его кисть снова ожила, а картины — зашевелились. Полотна начали раскупать, прошли выставки в Нижнем и Питере. Он занялся дизайном для местных кафе, что принесло приличные деньги. Теперь они живут в трёшке в центре, путешествуют по миру, наслаждаются каждым днём. Таня — жена успешного человека, но ведь тогда, на набережной, она увидела лишь небритого мужика с потухшим взглядом.
Наверняка подружки и мама в голос кричали: «Ты рехнулась? Да он же старый!» Наверняка Таня сама сомневалась, понимая все подводные камни. Но она рискнула — и не прогадала. Сергей же считает её своим ангелом-хранителем, хотя уверен, что не заслужил такого счастья. Их сына он обожает: возится с ним, катает на плечах, читает сказки. Он стал тем отцом, каким не смог быть для старшей дочери. Кстати, с ней отношения тоже наладились. Она, давно списавшая отца со счетов, вдруг увидела его другим — бодрым, внимательным, полным сил.
Неравный брак может быть прочнее гранита. Куда прочнее, чем многие союзы ровесников. Ведь, если верить статистике, каждый третий брак в России трещит по швам. А я знаю немало пар, где муж старше жены на двадцать, а то и тридцать лет. И разница в возрасте не минус, а плюс — она делает их союз особенным.
Я не про сделку «богатый дед — золотая рыбка». Нет, я про настоящие семьи, где любовь — фундамент. Мужчины в возрасте — это как добротная мебель: надёжные, проверенные. Они уже отгуляли своё, набив все шишки. Теперь им нужен уют, тепло, свой угол. Многие внезапно открывают в себе кулинарные способности. Знаю одну пару, где муж, которому за пятьдесят, не подпускает свою молодую жену к плите: «Иди маникюр делай или сериал смотри! Рано тебе у плиты маяться!» Раньше он умел только яичницу жарить, а теперь — настоящий гуру стряпни.
Для молодой жены муж постарше — не просто супруг, а целый университет. Он не трещит, как сорока, а говорит по делу. Его истории — как учебник жизни. Он знает цену всему, и это делает любовь крепче. А главное — такие мужчины становятся отцами с большой буквы. Возьму на себя смелость привести пример: мою младшую дочь я встретил в сорок пять. Все твердят, что я — папа года. И знаете, я действительно созрел для отцовства. Лучше поздно, чем с петухами.
Каждое утро я бегаю вдоль Волги. Чувствую себя на тридцать, хотя возраст уже за полсотни. Жить сейчас интереснее, чем в двадцать. В нас столько энергии, что мы сами порой не догадываемся. Но часто сами себе могильщики. Помню, как у Кусто спросили, почему он в его годы так бодр и ныряет с аквалангом. Он ответил: «Дети. Они — эликсир молодости». Двоих сыновей он завёл молодым, а ещё двоих — в семьдесят. И это не помешало ему оставаться легендой.
Конечно, Кусто — уникум. Но мужчина с поздним ребёнком — это вечный двигатель. Ему нужно научить малыша кататься на коньках, помочь с уроками, сходить в поход. Он начинает следить за здоровьем, бросает курить, записывается в спортзал. Он выглядит свежее своих ровесников, которые молчат о болячках только во сне. Ему скучно на посиделках, где говорят о футболе, ипотеке и таблетках. Ему неинтересно. Он рвётся домой — к жене, к ребёнку.
В пятьдесят лет быть «суперпапой» — это круче, чем все звания мира. Это куда ценнее, чем клеймо «бабник» или «душаОн обернулся, увидел, как его маленький сын делает первые шаги к нему навстречу, и понял, что всё в этой жизни — не зря.
