Вернулся через двадцать лет — и требует «родственной» поддержки
Когда человек уходит навсегда, учишься существовать без него. Перестаёшь вспоминать, перебирать прошлое, надеяться. Забиваешь эту пустоту делами, близкими, повседневной суетой. А потом, через годы, он возникает на пороге — будто не было двух десятилетий молчания. Будто не стояла ты когда-то в разграбленной квартире, прижимаясь к матери, пока он выносил даже холодильник, не оставив дочери ни капли достоинства.
Мой отец ушёл, когда мне исполнилось десять. Громко, грязно, с битьём посуды и угрозами. Вывез всё — до последней вилки. Вместе с бабкой, своей матерью, прихватил даже мою куклу Машку. Тогда я поняла, что такое предательство. Словно детство вырвали с корнями, оставив голые стены.
После развода он испарился. Ни копейки алиментов, ни открытки, ни звонка. Мама выкручивалась как могла: сначала помогали дед с бабкой, потом она одна тянула нас. Я выросла, выучилась, вышла за Дмитрия. Родила Соню. Мы с мамой — как ниточка с иголкой, муж её уважает, внучку души не чает. Жизнь будто утряслась. И вдруг — он.
Не поверила глазам, когда он подловил меня у метро «Технологический институт». Постаревший, обрюзгший, с глазами как у затравленного волка. Раскрыл объятия — меня аж затрясло. Прошла мимо, не взглянув. Он поплёлся следом, талдычил про кафе, про ностальгию. И я, чёрт знает почему, согласилась. Хотела понять — зачем?
В «Пышечной» на Невском он начал спектакль. Мол, мама запрещала ему со мной видеться, он «страдал молча». Хотя за эти годы успел обзавестись новой женой и тремя детьми. Спрашивал про мою жизнь — смешно после двадцати лет пустоты.
Спросила прямо: «Чего пришёл?» Лицо перекосило. Завещщал, что мы же «кровь от крови», а я встречаю его как врага. Встала, бросила на стол пятисотрублёвку и ушла. Не догнал — слава богу. Надеялась, что конец. Ан нет.
Через неделю снова караулил у бизнес-центра. Говорил, дал мне «время одуматься», а теперь требует ответа. И выложил козырь: сын-первокурсник (мой якобы «брат») поступает в СПбГУ. Не могла бы я приютить парня, пока они ищут общагу? Цены, мол, космические, да и родня должна держаться вместе.
— Заодно и пообщаетесь, — бубнил «папаша», делая слащавое лицо.
Посмотрела на его морщины у рта и показала пальцем у виска. Какой брат? Ты мне двадцать лет назад перестал быть отцом. Развернулась и ушла.
Потом начались звонки. Я блокировала каждый новый номер. В смс он негодовал: «Как ты смеешь! Я же твой родитель!» Представляете? Тот, кто сбежал, даже на школьную форму не скинулся, теперь учит меня семейным ценностям. Цинизм за гранью.
Рассказала Дмитрию. Он хотел найти этого типа и «поговорить по-мужски», но я запретила. Не стоит мараться. Он сделал выбор тогда. Я — сейчас.
Маме не скажу. Ей тяжело вспоминать те годы. Сама справлюсь.
Знаете, самое мерзкое в жизни — когда предатель требует, чтобы ты снова назвал его родным. Не выйдет. Пусть ноет, обижается, ищет справедливости. Только не у меня. Я слишком хорошо помню, как мы с мамой спали на матрасах в пустой квартире, пока он продавал наш сервант. Такое не забывается. И не прощается.
