Вернулся через двадцать лет — и ждёт «семейной» поддержки
Когда близкий человек исчезает из твоей жизни, приходится учиться существовать в новой реальности. Забывать, не копаться в прошлом, не надеяться. Пустоту внутри заполняешь работой, домашними хлопотами, заботами о родных. А потом, через годы, он возникает на пороге — будто не было двух десятилетий молчания. Будто не стояла ты когда-то в разграбленной квартире, прижимаясь к матери, пока он выносил даже твой детский столик, не оставив дочери ни капли жалости.
Мой отец ушёл, когда мне исполнилось десять. Громко, с битьём посуды, скандалами. Вывез всё — до последней ложки. Вместе с бабушкой, своей матерью, прихватил даже мою парту для уроков. Тогда я впервые ощутила, как мир рушится. Будто украли не вещи, а само право быть ребёнком.
После развода он растворился. Ни копейки алиментов, ни звонков. Мама, Людмила Петровна, вытаскивала нас одна. Сначала помогали дедушка с бабушкой, потом она вкалывала на двух работах. Я выросла, вышла замуж за Дмитрия, родила Софию. У нас с мамой — неразрывная связь. Она души не чает в зяте, обожает внучку. Жизнь будто устоялась. И тут — он.
Не поверила глазам, когда он подошёл ко мне у бизнес-центра в Санкт-Петербурге. Постаревший, с мешками под глазами, расплывшийся. Раскрыл объятия, словно ждал слёз и примирения. Меня затрясло от отвращения. Прошла мимо, не взглянув. Он засеменил следом, бормоча о встрече, о кафе, о тоске. И я, сама не поняв зачем, согласилась. Решила узнать — зачем я ему?
За столиком он разыграл спектакль. Мол, мама запрещала ему звонить, он «мучился», но «уважал её выбор». Хотя за эти годы успел обзавестись новой женой, тремя детьми. Спрашивал о моей жизни — смешно, да? После двадцати лет пустоты.
Спросила прямо: «Чего хочешь?» Лицо сразу перекосило. Заверил, что «мы же родня», а я встречаю его со злостью. Встала, бросила на стол пятисотрублёвку и ушла. Он не догнал — слава богу. Надеялась, что это конец. Но нет.
Через неделю он снова ждал у офиса. Заявил, что дал мне «время одуматься», а теперь требует ответа. И выдал «просьбу»: сын Михаил (мой «брат», ха!) поступает в университет здесь. Не могла бы я приютить его, пока они не снимут квартиру? Цены, мол, космические. Да и «кровные узы обязывают».
— Познакомитесь, сдружитесь! — улыбнулся «папочка» слащаво.
Я показала пальцем у виска. Какой брат? Ты мне чужой. Всегда им был. Развернулась и ушла.
Потом он достал мой номер. Звонил, сыпал сообщениями. В одном кричал: «Я твой отец, как ты смеешь?!» Представляете? Бросил, даже на лекарства не помогал, а теперь требует уважения. Цинизм запредельный.
Рассказала Дмитрию. Муж рвался «поговорить по-мужски», но я остановила. Не стоит мараться. Он выбрал свою дорогу. У меня — своя.
Маме не скажу. Переживёт тяжело. Справлюсь сама.
Знаете, самое мерзкое — когда предатель, спустя годы, ждёт, что ты протянешь руку. Не дождётся. Пусть злится, ноет, ищет сочувствия. Только не у меня. Я до сих пор слышу, как мама рыдала на кухне, а я сидела в комнате без мебели. Такое не забывается. И не прощается.
