— Уезжаю, папа, — голос Кати дрожал, но глаза горели решимостью. Она стояла в дверях их хрущёвки, сжимая телефон, будто это оберег. На её ветровке сверкала значок с надписью «Мечтай». — К тёте Гале. В Москву. Там хоть что-то происходит.
Игорь застыл с кружкой остывшего чая. Его дочь смотрела на него, словно он был чужак. За окном шумела подмосковная вечерняя суета, но в груди у него стояла мёртвая тишина.
— Уезжаешь? — переспросил он, стараясь не сорваться. Пальцы сжали кружку так, что побелели. — И что, там лучше? Без меня?
— А тут что? — Катя откинула чёлку, фыркнув. — Ты в прошлом застрял. С мамой. С этим своим «Икарусом». Мне шестнадцать, а я как в аквариуме!
Она развернулась и хлопнула дверью. Звук эхом прокатился по квартире. Игорь поставил кружку, чувствуя, как сжимается горло. Он знал: дочь права. Но отпустить её?
***
Утро в их брежневке пахло пережаренными сырниками и машинным маслом, которое Игорь приносил с работы. Он встал в шесть, как всегда, чтобы успеть на первый рейс. Его старый «Икарус», выцветший, как советский флаг, ждал в депо. Работа водителем была скучной, но надёжной — как часы. Она держала его на плаву после смерти Ирины, жены, шесть лет назад.
— Кать, подъём, опоздаешь! — крикнул он, переворачивая оладьи. На радио бубнила «Русское Радио». В ответ — тишина. Катя последнее время молчала, уткнувшись в телефон.
— Пап, я разбужусь сама, — буркнула она, появляясь на кухне. Школьная юбка мятая, кроссовки развязаны, рюкзак болтается на плече. — Опять всю ночь с Витьком в гараже ковырялись?
— Генератор чинил, — Игорь протянул ей тарелку. — Жри, а то до большой перемены сдуешься.
— Не хочу, — Катя закатила глаза, но взяла оладушок. Она была вылитая Ирина — те же карие глаза, тот же упрямый подбородок.
— Пап, я сегодня задержусь, — бросила она, хватая рюкзак. — У нас с Дашкой проект.
— Звони, — пробурчал Игорь, вытирая полотенцем жир со сковородки. — И не шляйся до ночи.
— Знаю-знаю, — она хлопнула дверью, оставив след дешёвого парфюма.
***
Игорь не сразу понял, как всё началось. Ему было двадцать два, когда он впервые увидел Ирину — она ругалась с кондуктором за проездной. Он открыл дверь «Икаруса» и ухмыльнулся:
— Заходи, красотка, прокачу за улыбку.
— Спасибо, кэп, — фыркнула она, но зашла.
Так началось. Она учила детей сольфеджио, пела под гитару Высоцкого и мечтала о доме у моря. Он обещал ей Сочи, но судьба распорядилась иначе. Катя родилась, когда им было под тридцать. Потом — врачи, диагноз, палата, пахнущая хлоркой.
— Береги Катю, — прошептала Ирина перед тем, как закрыть глаза.
Он старался. Но Катя росла, а между ними росла стена.
***
В ту субботу Игорь разбудил Катю в семь утра.
— Вставай, поехали.
— Куда? — она протёрла глаза, недовольная.
— На шашлыки. В лес. На «Икарусе».
— Да ты издеваешься? — Катя села на кровати. — Это же позор!
— Одевайся, — он бросил ей куртку. — Или боишься, что твои друзья увидят?
Она плюхнулась на сиденье, надувшись. Игорь включил старую кассету — Ирина пела «Клён» под гитару. Катя замолчала, уставившись в окно.
— Это мама?
— Ага. Ты её голос узнаёшь?
Катя ничего не ответила, но и не попросила выключить.
***
У озера они разожгли мангал. Игорь достал фотоальбом.
— Смотри, это ты в три года. Весь мороженое на платье размазала.
— Пап… — Катя вдруг всхлипнула. — Я скучаю.
Он обнял её, и она не оттолкнула.
Вечером, когда Катя заснула в автобусе, Игорь понял: Питер подождёт. А пока — вперёд, на последний рейс.
