Она вернулась
— Сынок…
— Простите, но я вам не сынок. Не называйте меня так. Меня зовут Иван.
— Ваня… Ванюша… Сынок!
Анна Сергеевна подняла глаза, полные скорби, на мужчину перед ней. В её голосе звенела мольба, безысходность, но Иван стоял неподвижно, будто её слова были для него пустым звуком.
— Я же просил не называть меня так.
— Но я твоя мать! Родная!
— Ты вспомнила об этом слишком поздно.
Иван смотрел на женщину, сгорбившуюся на скамейке, и вспоминал детство. Даже спустя тридцать лет воспоминания жгли, как свежая рана. Тридцать лет! Почти вся жизнь. Казалось, они никогда больше не увидятся, но судьба распорядилась иначе.
Два дня назад ему позвонили с незнакомого номера. Сначала он хотел проигнорировать — мало ли, мошенники или очередной навязчивый оператор. Но что-то внутри заставило взять трубку.
— Говорите, — бросил он сухо.
В трубке шелестело, кто-то тяжело дышал. Иван уже собрался положить трубку, как услышал дрожащий женский голос:
— Это я… здравствуй.
— Кто — «я»? — голос его сорвался, в горле застрял ком. — Говорите!
Сердце замерло, будто готовясь выпрыгнуть из груди. Хотелось бросить телефон, но он прижал его крепче к уху.
— Это я… твоя мама.
В глазах потемнело. Первой мыслью было — отключиться и заблокировать номер. Но он сделал глубокий вдох и выдавил:
— У меня нет матери. Вы ошиблись.
Слова вылетали сами, резкие, неровные. Он бросил трубку и долго смотрел на экран, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Надеялся, что это конец, но ошибся.
Телефон снова задрожал в руке. Она была настойчива, и сомнений не оставалось: это она. Анна Сергеевна всегда добивалась своего. Если решила поговорить — не отступит.
— Я всё сказал, — процедил Иван, хотя внутри всё клокотало. — Не звоните.
— Одну встречу! Всего одну! Просто выслушай!
— Откуда у вас мой номер? — спросил он, намеренно говоря «вы». Для него она была чужой. Он вычеркнул её из жизни.
— Тётя Галя дала.
Иван скривился. Тётя Галя — его последняя защита — не выдержала. Значит, мать и тут настояла на своём.
— Встречаться не хотим.
— Мне нужно! — голос её дрожал. — Сынок, прошу!
Он согласился. Лучше полчаса, чем её слезы на пороге, попытки втереться в семью.
Анна Сергеевна исчезла, когда Ване было девять. Он ждал её месяцами, не отходил от окна у тёти Гали, не ел, не спал.
— Она вернётся! — кричал он, размазывая слёзы. — Она же мама!
— Ваня, она никого не любит, кроме себя, — вздыхала тётя.
Потом он ненавидел её за эти слова. Но годы спустя понял: тётя говорила правду.
Анна была красавицей, уверенной в себе. Мужчины вешались на неё, но она выбирала только тех, кто мог дать деньги. Таким оказался отец Ивана — Николай Петрович. Женат, двое детей, хорошая должность.
Его статус её только привлекал. Разница в тридцать лет? Не важно. Он осыпал её подарками, снял квартиру, и она ушла от тёти.
— На чужом горе счастья не построишь, — предупреждала её сестра.
— Ты ничего не понимаешь! — огрызалась Анна.
Чтобы привязать Николая, она забеременела. Грозила абортом, если он не уйдёт от жены. Он метался, переживал — и умер от инфаркта.
— Ненавижу его! — рыдала она перед родами.
Ваня рос нелюбимым. Она видела в нём помеху. Игнорировала, кричала, а иногда неделями не замечала.
Потом появился Виктор. Разведённый, с деньгами, обещал жениться. Ваню он «воспитывал» кулаками.
— В шесть — подъём, обливание, зарядка. В семь — в школу. Потом секция.
— Я не хочу!
— Будешь! — и затрещина.
Как Ваня ненавидел его! Как радовался, когда мать узнала об изменах. Она рыдала, клялась больше не связываться с мужчинами.
Год прошёл спокойно. Потом появился Томас — учёный из Германии. Через месяц он предложил уехать, но без Вани.
— Родишь мне своего, — сказал он. Анна согласилась.
Она привезла Ваню к тёте, бросила: «Заберу через месяц». Ему было девять. Он верил, ждал.
Но её не было. Через пять лет тётя сказала: она вернулась, вышла замуж за московского бизнесмена. Сына забыла.
Иван вычеркнул её. Женился, родились дочки. Говорил им: «Бабушки у вас нет».
А теперь — этот звонок.
— Чего ты хочешь? — спросил он, глядя на старуху перед собой.
— Помощи, сынок, — прохрипела она. — Болею.
Он смотрел холодно. От красоты не осталось ничего.
— Я не врач.
— Ты очерствел. Ты был добрым мальчиком.
— Это было давно.
— Я одна, Ваня. Муж умер, его дети выгнали.
— Ты снова увела чужого мужа? Расплачиваешься.
— Ты жесток.
— С тобой — да.
Он развернулся и ушёл. Впервые за годы на душе было легко. Ни злости, ни жалости. Только пустота.
