Он тащит меня в свой родовой дом — а мне неохота быть прислугой для его родни.
Меня зовут Людмила, мне двадцать шесть. Мы с мужем — Виктором — женаты уже почти два года. Живём в Нижнем Новгороде, в уютной двушке, доставшейся мне от бабушки. Сначала всё шло как по маслу — Виктору наш угол нравился, не жаловался. Но вдруг, словно гром среди ясного неба, выдал: «Давай переедем в отчий дом, там простор, дети пойдут — раздолье».
Но мне не нужно «раздолье» под одной крышей с его шумной семьёй. Не хочу променять свою квартиру на обитель, где правят патриархат и беспрекословное подчинение. Где я не жена, а бесплатная работница.
Ясно помню, как впервые попала к ним в дом. Кирпичный особняк на отшибе — метров триста, не меньше. Там живут свёкор со свекровью, младший брат Виктора — Артём, его жена Ольга и их трое ребятишек. Полный комплект. Едва переступила порог — сразу показали, где моё место. Женщины — к плите, мужчины — к матчу. Пока я ещё сумку распаковывала, свекровь уже сунула мне нож: «Режь салат». Ни «помоги», ни «не хочешь ли». Просто приказ.
За ужином наблюдала, как Ольга покорно снуёт туда-сюда, не смея перечить. На любое замечание — виноватая улыбка и молчание. Меня тогда передёрнуло. Твёрдо решила: такой доли мне не надо. Ни за что. Я — не безропотная Ольга, и гнуть спину не стану.
Когда мы собрались уезжать, свекровь рявкнула:
— А посуду кто мыть будет?
Я развернулась и, глядя прямо в глаза, ответила:
— Гостям убирать не положено. Мы в гостях, а не на подработке.
Тут же начался скандал. Меня обозвали неблагодарной, стервой, избалованной городской выскочкой. А я лишь смотрела и понимала: здесь мне никогда не быть своей.
Виктор тогда за меня заступился. Уехали. Полгода было тихо. С роднёй он общался сам — я в стороне. Но потом пошли разговоры о переезде. Сначала намёками, потом всё жёстче.
— Там простор, там семья, — твердил он. — Мать с ребятишками поможет, отдохнёшь. А твою квартиру сдадим — лишние деньги будут.
— А работа? — спрашивала я. — Я не брошу всё ради деревни в сорока километрах от города. Чем я там заниматься буду?
— Тебе работать не придётся, — отмахнулся он. — Родишь, будешь хозяйничать, как положено. Женщина должна сидеть дома.
Это переполнило чашу. У меня есть образование, карьера, свои планы. Я — корректор, люблю работу, всего добилась сама. А мне говорят, что моё место — у плиты и с пелёнками? В доме, где на меня будут орать за немытую сковородку и учить, как детей растить и борщ варить?
Понимаю, Виктор — дитя своей среды. Там сыновья — продолжатели фамилии, а жёны — чужие, которым велено молчать и благодарить за кусок хлеба. Но я не из тех, кто глотает обиды. Молчала, когда свекровь меня унижала. Молчала, когда деверь язвил: «Наша Ольга не дерзит!» Но теперь хватит.
Я сказала Виктору чётко:
— Либо живём отдельно и уважаем границы, либо возвращаешься в родовое гнездо один.
Он обиделся. Сказал, что я гублю семью. Что у них в роду не принято, чтобы мужчины жили «на жениной жилплощади». А мне всё равно. Моя квартира — не чужая. И моё слово — не пустой звук.
Разводиться не хочу. Но и жить среди его родни — тоже не намерена. Если он не оставит идею поселить меня под его маменькин бок, первой соберу вещи. Потому что лучше одной, чем вечно второй после его семьи.
*Вывод: семья — это не когда тебя загоняют в рамки, а когда уважают твой выбор.*
