**Дневник**
Сегодня проснулась с непонятной тоской. Как будто что-то недожитое, недоговорённое давило на сердце. Мир за окном был белым от снега, а в нашей челябинской квартире даже зимой всегда прохладно. Но я вся вспотела — спала беспокойно. Снилась бабушка, Анастасия Петровна. Та самая, в чьём доме под Златоустом я проводила каждое лето в детстве. Она сидела на лавочке у печки, её морщинистое лицо озарял огонь, а в глазах читалось что-то между упрёком и грустью.
— Что же ты, Олечка, совсем меня забыла? — спросила она тихо.
Я вскочила с кровати, будто меня толкнули. Голова гудела, а в горле стоял ком. Повернулась к мужу, который спал рядом, и твёрдо сказала:
— Виктор, едем в деревню. К бабушке. На могилу.
Он удивился, конечно — снегопад за окном, дорога неблизкая. Но спорить не стал. Собрались быстро: термос, бутерброды, тёплый плед. Дорога заняла целых три часа — вьюга, сугробы, но внутри у меня горело такое желание, что ничто не могло меня остановить.
На кладбище шли пешком — тропинки замело, приходилось пробираться по колено в снегу. Когда подошли к бабушкиной могиле, сердце сжалось: старая берёза, сломанная ветром, упала прямо на памятник. Мы с Виктором долго расчищали снег, поднимали упавшие ветки. Поставила свечку, постояла в тишине… И вдруг осенило:
— А давай заедем к дому? Посмотрим, как он там. Всё-таки бабушка оставила его нам.
Виктор кивнул. Мы не были там больше года. Ожидали увидеть занесённый двор, замёрзшие окна и пустоту. Но вместо этого — свет в окнах, дым из трубы и протоптанная дорожка. Я резко нажала на тормоз.
— Кто это может быть?.. — прошептал Виктор.
Мы переглянулись и вышли из машины. Постучали. Дверь открыла молодая женщина, а за её спинойглянула девочка лет пяти.
— Здравствуйте! — звонко крикнула малышка.
Мы автоматически ответили. Женщина, представившаяся как Светлана, смутилась, узнав, кто мы, но тут же засуетилась, приглашая внутрь.
В доме было тепло — прямо как в детстве. Воздух пах сосновыми дровами. Мы сели за стол, Светлана налила чай, принесла пряники и начала рассказывать. Оказалось, её муж погиб два года назад на шахте. Квартиру, за которую они долго платили, она сдала — не могла тянуть одни платежи. Перебралась в деревню к тётке, но та жила с новым мужем и не смогла их приютить. Тогда соседи подсказали про наш дом.
— Пустующих много, — объясняла Светлана, — но тётка сказала, ваш — крепкий, да и хозяева, мол, добрые. Может, не прогневаются…
Она переехала сюда, содержит дом, даже огород копала. Говорила так искренне, что у меня и злость куда-то ушла, осталась лишь жалость.
Я взглянула на Виктора. Он молчал, но понимала — мысли у нас одинаковые.
— Светлана, — сказала я, — да живите. Только если мы когда-нибудь в гости нагрянем — впустите?
Она аж вспыхнула, глаза заблестели:
— Конечно! Приезжайте, когда угодно!
Девочка, Настенька, вдруг спросила:
— А скоро приедете?
Я присела перед ней, улыбнулась:
— А ты позовёшь?
Она задумалась, потом радостно воскликнула:
— Летом!
— Договорились, — рассмеялся Виктор.
Когда уезжали, на душе было светло. Казалось, бабушка где-то там, наверху, смотрит и одобряет. А ночью она снова приснилась — мы шли с ней по лесу, она что-то шептала мне на ухо, но, проснувшись, я не разобрала слов. Помню только её улыбку — такую же тёплую, как раньше. Наверное, она была рада. И тому, что я пришла, и тому, что пустила в её дом Свету с Настенькой.
Теперь я верю в сны.
