**Дневник. Старайся, девочка**
Сегодня в гостях у Лидии Григорьевны. Сидим на её кухне с позолоченными ручками у шкафчиков, под хрустальной люстрой, которая, кажется, никогда не пылится. Всё как в музее — красиво, но дышать тяжело.
— Знаешь, Леночка, в нашу семью просто так не войти, — заявляет свекровь, будто объявляет приговор. — Придётся постараться.
Еле сдерживаю усмешку. Опять этот спектакль. Вадим, сидя рядом, отводит взгляд — видно, что ему хочется сказать «опять началось», но он молчит. И правильно. Это не его война.
— Постараться? — переспрашиваю с лёгкой насмешкой. — В каком смысле? Вышивать крестиком научиться или пироги печь, как у вас?
Лидия Григорьевна делает вид, что не замечает яда в моих словах.
— У нас семья интеллигентная, — поясняет она. — Случайные люди здесь не приживаются.
Киваю, но уже не слушаю. Знакомая мелодия. Я её слышала лет десять назад, только тогда у меня не было ни опыта, ни понимания, что играть по чужим правилам — бессмысленно.
…Когда-то я была другой — мягкой, покладистой, верила, что «хорошая жена» — это та, что терпит. Муж, Сергей, был для меня всем. А вот Сергей… жил для мамы.
Первая свекровь, Надежда Васильевна, считала себя центром вселенной. Голос — как колокол, мнение — как указ. На втором же ужине она заявила:
— Мясо сухое, будто подошву жую. Ничего, научу тебя готовить, раз твоя мать не справилась.
Я тогда только улыбалась. Думала: буду терпеть, и меня примут. Звала её «мамой», стелила пелёнки вместо подгузников (как она велела), молча сносила упрёки — от цвета помады до манеры смеяться.
Когда родилась Катюша, стало хуже. Свекровь учила меня «как растить нормальную девочку». Всё с улыбкой, но так, будто я — неумеха, которой без неё не выжить.
— Памперсы — издевательство над ребёнком! — как-то заявила Надежда Васильевна, суя мне в руки марлю. — Ты же не ленивая, правда?
Сергей не вмешивался. Даже когда Катя, едва научившись говорить, спросила:
— Мама, а почему ты глупая?
Оцепенела.
— Что? Кто тебе это сказал?
— Бабушка Надя.
Попросила мужа поговорить с матерью. Он лишь пожал плечами:
— Да брось, просто слова. Ты же знаешь, какая она.
Знала. Раньше я старалась. Сидела за столом, слушала, как «испортила салат, сэкономив на майонезе». Дарила дорогие подарки в надежде на одобрение. Пока не поняла: в её глазах я никогда не буду достаточно хорошей.
Развод дался тяжело, но я выбрала свободу.
— Одна с кошками сдохнешь! — пророчила свекровь.
Кошек не завела, зато появились квартира, работа и самоуважение.
А потом — Вадим. Познакомились через друзей. Он не сыпал громкими словами, зато уважал меня. Принял Катю, не лез с советами. Хотел семью. Я не торопилась, наблюдала.
И вот теперь сижу на его маминой кухне, слушаю тот же монолог. Но уже без страха. Только скука и лёгкое дежавю.
— Мы не первых встречных в дом пускаем, — вещает Лидия Григорьевна. — Вадим мягкий, может промолчать. А я всё вижу. Так что… старайся, девочка.
— Спасибо за совет, — улыбаюсь холодно. — Но я уже в своей семье. Муж, дочь. Мне больше не надо.
Не жду ответа, встаю. Вадим — за мной. На улице берёт меня за руку:
— Всё нормально?
— Да. Просто классика жанра.
Раньше я боялась не понравиться. Теперь знаю: мне не нужна чужая любовь ценой себя.
…Прошло два года. Лидия Григорьевна так и не дождалась моих «стараний». Мы живём в моей квартире, Вадим нашёл общий язык с Катей. Со свекровью — вежливый нейтралитет. Подарки? Пусть Вадим дарит. Визиты? Только по телефону.
А недавно — неожиданная оттепель. Звонит Лидия Григорьевна, голос сладкий, как сироп:
— Леночка, может, зайдёшь на пироги? Вишнёвые, сама пекла!
Отказываю. Через неделю — сообщение: «Возьми мой фарфоровый сервиз, он тебе понравится». Вежливо отбиваюсь.
Потом Вадим случайно обмолвился: его сестра с мужем уехали в Екатеринбург. Внуков у свекрови нет. И вдруг ясно: я — последняя, кто может дать ей «семейную картинку».
На днях столкнулись у аптеки. Лидия Григорьевна, увидев меня, расцвела:
— Леночка! Заходи на медовик, пропадёт же!
Смотрю на неё и понимаю: устала. От этой игры, от фальши.
— Помните, как вы сказали, что мне надо «постараться»? — спрашиваю. — Тогда вы не хотели меня в свою семью. Теперь хотите в мою. Но я не пущу.
Она замирает, потом кивает:
— Как знаешь.
И уходит, будто ничего не случилось.
Дома играем в лото. Катя хохочет, Вадим подсказывает. Звонит телефон.
— Мама передаёт тебе поздравления с 8 Марта, — говорит он.
Пожимаю плечами:
— У меня есть кому поздравлять.
Раньше от меня требовали вписаться в чужую жизнь. Теперь у меня — своя. И я не отдам её никому.
