Дочь с внуком переехали ко мне «временно», но я подслушала, как они обсуждали, в какой дом престарелых меня лучше сдать.
Переезд Лизы с Ваней был как стихийное бедствие, обрушившееся на мой тихий, годами выверенный быт. Они появились на пороге с чемоданами, коробками и виноватой улыбкой дочери.
— Мам, это ненадолго, — щебетала Лиза, пока Ваня, пятнадцатилетний внук, с грохотом втаскивал в коридор колонку размером с тумбочку. — У нас ремонт, сама знаешь, рабочие… ну, ты поняла. Месяц, максимум два.
Я поняла. Потому молча отошла, освобождая путь. Моя двухкомнатная квартира, прежде казавшаяся просторной, на глазах съёживалась.
Первой сдалась гостиная. Она превратилась в филиал подростковой комнаты: одежда на спинке кресла, провода, опутавшие ножки стола, вечное гудение компьютера.
Мои фиалки, годами росшие на подоконнике, были выселены на кухню — потому что «мам, им тут мало света, а Ване для монитора нужно место».
Затем дошла очередь до кухни. Лиза с энтузиазмом взялась наводить свои порядки.
— Зачем тебе столько баночек? — спрашивала она, выгребая из шкафа мои запасы трав и специй. — Этому сто лет, всё выбросить! Я куплю новые, в красивых одинаковых контейнерах.
Она не спрашивала, она ставила перед фактом. Мой любимый медный чайник, подарок покойного мужа, был упрятан на антресоли как «не вписывающийся в интерьер». Вместо него появился блестящий френч-пресс.
Я старалась не мешать. Уходила на долгие прогулки, чтобы не слышать музыку внука и деловитое шуршание дочери.
Возвращаясь, каждый раз находила что-то новое. Переставленную мебель. Другую скатерть. Исчезнувший с комода альбом со старыми фотографиями.
— Мам, я его в шкаф убрала, а то пылью покрывается, — беззаботно поясняла Лиза, заметив мой взгляд.
Я чувствовала себя гостьей. Вежливой, тихой гостьей, которой разрешили пожить в собственном доме.
Я перестала узнавать свою квартиру. Она наполнилась чужими звуками, запахами, чужой жизнью, вытеснявшей мою.
Одним вечером я вернулась раньше обычного. В прихожей горел свет, с кухни доносились приглушённые голоса.
Я хотела войти, поздороваться, но что-то остановило. Говорила Лиза, кажется, по телефону.
Я замерла в тёмном коридоре, прислушиваясь.
— …да, Денис, я понимаю. Но нужно выбрать лучший. Чтобы уход хороший и место приличное…
Её голос был тихим, почти заговорщицким. Я прижалась к стене, сердце заколотилось тревожно.
— Нет, тот слишком далеко. А тот, что ты скидывал… отзывы сомнительные. Надо взвесить. Это же не на месяц.
Пауза. Наверное, слушала ответ мужа.
— Конечно, для неё же лучше. Свежий воздух, общение… Она здесь совсем чахнет одна.
Я зажмурилась. Воздуха вдруг стало не хватать.
— Ладно, я ещё посмотрю варианты, — закончила Лиза. — Завтра поговорим. Целую.
На кухне что-то звякнуло. Я на цыпочках проскользнула в свою комнату и тихонько прикрыла дверь.
Села на край кровати, уставившись в одну точку. Не было ни слёз, ни желания устраивать скандал. Внутри всё остыло и затвердело, как камень.
Значит, ремонт был лишь предлогом. Все эти «мам, тебе же лучше» — подготовка. Они уже всё решили. За меня. Осталось только выбрать место.
Я сидела недвижимо, а за стеной кипела жизнь. Внук смеялся, смотря какое-то видео. Дочь напевала, моя посуду в новом френч-прессе.
Они жили. А меня уже списали.
Наутро я проснулась другим человеком. Ледяное спокойствие, поселившееся во мне вчера, никуда не делось. Я встала, оделась и вышла на кухню.
Лиза уже хлопотала, заваривая что-то в своём френч-прессе.
— Доброе утро, мам! — улыбнулась она мне своей привычной лучистой улыбкой. — Тебе, как всегда, кашу?
— Нет, — ответила я ровно. — Сделай мне бутерброд с сыром. И верни мой чайник, пожалуйста. Хочу настоящего чая.
Лиза удивлённо моргнула. Улыбка сползла с её лица.
— Мам, ну зачем тебе этот старый чайник? Посмотри, какой удобный пресс…
— Верни. Чайник. На место. — Я произнесла это медленно, глядя ей прямо в глаза. Что-то в моём взгляде заставило её вздрогнуть. Она молча полезла на табурет, достала с антресолей мою медную красавицу и поставила на стол.
С этого дня началась моя тихая война.
Теперь я не уходила из дома на целый день. Сидела в кресле в гостиной и наблюдала.
Я смотрела, как Ваня бросает грязные носки под диван, как Лиза шепчет по телефону, понижая голос, когда я вхожу.
Они приняли мою новую молчаливость и требовательность за старческий каприз. Это было мне на руку.
Через несколько дней на журнальном столике появился глянцевый буклет. «Пансионат для пожилых „Сосновый бор“. Отдых и забота в гармонии с природой».
Лиза сделала вид, будто он возник сам собой.
Я взяла буклет в руки, когда она была рядом. Пролистала. Улыбающиеся старики, играющие в шахматы. Уютные комнаты.
— Красота, — громко сказала я. — Это что, санаторий?
Лиза насторожилась.
— Да, мам, что-то вроде. На работе дали, посмотри, как здорово. Свежий воздух, врачи рядом… Может, съездишь на пару недель, отдохнёшь от нас?
— От вас? — я подняла на неё глаза. — Но вы же сами скоро уедете. Ремонт закончите — и уедете. Да?
Она растерялась.
— Ну да, конечно… но тебе же тоже полезно сменить обстановку.
— А сколько это удовольствие стоит? — ткнула я пальцем в прайс на последней странице. — Ого. Дорого. Это вся моя пенсия за полгода.
— Мам, ну что ты о деньгах! — всплеснула руками Лиза. — Мы с Денисом всё оплатим! Для тебя ничего не жалко.
— Правда? — улыбнулась я. — Как замечательно. А то я как раз хотела попросить у тебя денег. Надо пломбу поменять, а это
