Татьяна Петровна сидела в кресле-качалке, неспешно перебирая спицами. На потертом диване рядом сладко сопел её внучок. Она смотрела на него с теплотой и тихой гордостью. «Растёт крепышом, и всё потому, что руки у нас золотые», — подумала бабушка.
Она всегда умела считать деньги. Когда с покойным супругом только обустраивали быт, приходилось выкраивать из зарплаты до последней копейки. Зато научилась варить борщ из трёх ингредиентов, штопать вещи так, что носили их потом годами, и растить детей в достатке даже при скромном бюджете.
А вот зять Дмитрий, за которого вышла её дочь Ольга, этой мудрости, кажется, не понимал. Зарабатывает прилично, но транжирит — то игрушки дорогущие, то подгузники импортные, то комбинезон «как у всех». «Мы в войну детей в газетах пеленали!» — ворчала Татьяна Петровка, вспоминая своё голодное детство.
Внук спал, закутанный в кофточку, доставшуюся от соседкиной внучки. «Зачем новое, если старое ещё добротное?» — рассуждала она. Оля хоть и старалась экономить, но Дмитрий явно злился из-за этого. То телевизор новый купит, то куртку, а потом обижается, когда вещи в шкафу годами пылятся. Не понимает, что счастье — не в количестве тряпок, а в умении жить по средствам.
Татьяна Петровна вздохнула, перебирая нитки. «Молодёжь нынче — всё им подавай брендовое. А раньше и на печке спали — да счастливее нынешних были», — мысленно покачала головой. Вспомнила, как сама Ольгу растила: и картошку на даче сажали, и носки штопали вместе, и конфеты по праздникам считали.
А Дмитрий в это время сидел в кабинете, тупо уставившись в окно. Работа валилась из рук — мысли снова и снова возвращались к дому. Ольга и тёща превратили его жизнь в сплошную экономию. Раньше-то ладно — денег едва хватало, но теперь-то он директором стал, зарплата приличная! А они будто не верят, что можно жить иначе.
Каждый его жест — будь то новое платье для жены или смартфон — встречали шквалом упрёков. «Зачем переплачивать?», «У Людмилы Ивановны внук в комиссионке за копейки одевается!». А уж когда ребёнок родился — тут вообще хоть святых выноси. Оля упёрлась: только марлевые подгузники, только каши на воде, только рубашки с чужого плеча.
Он пытался объяснить: «Мы же можем дать ребёнку лучшее!». Но тёща тут же вставляла свои пять копеек: «В войну детей на фронт провожали — и ничего, героями выросли!».
В один из таких вечеров Дмитрий собрал всех на кухне. Говорил спокойно: деньги должны делать жизнь удобнее, а не пылиться в тумбочке. Что ребёнку нужны хорошие вещи, а не экономия ради экономии.
Но Оля лишь покрутила пальцем у виска: «Ишь, разбогател!». А тёща и вовсе фыркнула: «Избаловали вас, молодых!».
Дмитрий стиснул зубы. Спорить — как об стену горох. Развод? Не вариант. «Не дождётесь», — пробормотал он, глядя в тёмное окно. — «Сына вам не отдам. Будет по-моему!»
