«Я посвятила жизнь семье… а в итоге осталась у разбитого корыта»: исповедь женщины, преданной родными
Меня зовут Светлана Ивановна Петровская. Через полгода стукнет пятьдесят. Если бы десять лет назад кто-то сказал, что к этому возрасту я окажусь в одиночестве — без крыши над головой, без опоры, с дрожью в голосе при слове «завтра», — рассмеялась бы. Ведь я свято верила: мои жертвы ради семьи не напрасны. Отдавала годы, здоровье, душу — мужу, детям. Себя не жалела. Жила их жизнью.
После школы поступила в пединститут — мечтала учить малышей. На четвёртом курсе встретила Его — Дмитрия Сергеевича Волкова. Статный, с волевым подбородком, на семь лет старше. Уже тогда возглавлял отдел на заводе, зарплата — завидная. Через год сделал предложение. Я, романтичная дура, расписалась под венец с трепетом невесты из тургеневской повести.
Свадьбу гуляли шумно: гармонист, блины с икрой, крики «Горько!». Родители подарили трёшку в новом районе — голые стены, но мы с Димой радовались как дети. Клеили обои по ночам, штукатурили, смеялись над лужами краски. Тогда он сказал: «Оформим квартиру на меня — меньше вопросов с пропиской». Я кивнула. Разве мы не единое целое?
Забеременела почти сразу — родилась Ярослава. Муж носился с дочкой как с хрустальной вазой, а я погрузилась в пелёнки-распашонки. Дима пошёл на повышение, да ещё получил в наследство однокомнатную хрущёвку от бабушки. Сдавали её — копили на будущее.
Через семь лет родилась Любаша. Муж настоял: «Сиди дома, я прокормлю». Открыл строительную фирму — дела взлетели. Мои родители отдали дачу под Казанью. Дима загорелся идеей трёхэтажного коттеджа. Четыре года ада: подряды, долги, ссоры. Продали мою бабушкину квартиру, я взяла кредит в Сбербанке — всё вложили в дом. А как он сверкал потом! Я сама вышивала занавески, сажала сирень у крыльца, мариновала грибы в подвале — создавала семейное гнездо.
Прожили там двенадцать лет. Пока не пришла Она.
Люба привела из меда подругу — стройную, с нагловатым смешком. Сначала думала — просто льстит Диме как успешному мужчине. Потом заметила, как он задерживает взгляд на её тонких запястьях. Через два месяца он подал на развод. Через четыре — венчался с ней в церкви у Истры.
Я осталась с нулём. Суд отдал дом Диме — документы на него. Какая разница, что землю дали мои родители, что кредит висел на мне? «Нет печатей — нет прав», — бросил судья. Переехала в ту самую хрущёвку — облупленные стены, соседи-алкоголики. Её «подарили» из милости.
Машину — ту самую «Ладу Весту», подаренную на сорок пять, — забрали: ПТС был на него. Вся моя жизнь, каждая чашка в серванте — оказались миражом. Потому что верила, а не проверяла.
Теперь в моём доме живёт эта кукушка. Ездит на моей машине в салон красоты. Собирает мою малину. Смеётся в гостиной, где я встречала рассветы с больным ребёнком на руках. А я… Работаю оператором в кол-центре. За тридцать тысяч. В школу не берут — говорят, «молодые специалисты нужны».
Ярослава сначала кричала, что отца в дом не пустит. Но он оплатил ей ипотеку в Новосибирске — теперь звонит раз в месяц. Любаша, интерн в больнице, избегает встреч — боится, что попрошу денег.
Вот и вся сказка про Золушку. Не носила я дизайнерских платьев, не загорала в Турции. Штукатурила стены, варила борщи, гладила рубашки. А получила — коммуналку, пенсию вперемешку с кредитами и тишину в трубке.
Пишу не за жалостью. Хочу предупредить: не хороните себя ради других. Даже ради самых родных. Не подписывайте бумаги «ради любви». Не позволяйте себя обокрасть под аплодисменты.
Верю, что ещё зацветёт сирень у моего крыльца. Пусть в однокомнатной квартире. Пусть в одиночку. Но теперь — моя жизнь. Мои правила. Моя победа.
