Всё было как обычно, пока мы растили тройняшек до тех пор, пока один из них не начал говорить необъяснимое.
Мы воспитывали их одинаково, но однажды один из них стал рассказывать вещи, которых семилетний ребёнок знать не должен.
С самого начала все шутили, что мы их никогда не различим. Поэтому мы купили им банты: синий, красный и бирюзовый. Три одинаковых мальчика с одинаковыми смешными ужимками, своим тайным языком и странной привычкой заканчивать предложения друг за друга. Было ощущение, будто растишь одну душу, разделённую на три тела.
Но потом Илья тот, что в бирюзовом банте начал просыпаться в слезах. Не от кошмаров. От того, что он называл воспоминаниями.
«Вы помните старый дом с красной дверью?» спросил он однажды утром.
Мы не помнили. В нашем доме никогда не было красной двери.
«Почему мы больше не видим тётю Ларину? Она всегда давала мне мятные леденцы.»
Мы не знали никого с таким именем.
А потом была ночь, когда он прошептал: «Я скучаю по зелёной «Волге» папы той, с вмятиной на крыле.»
У нас никогда не было «Волги».
Сначала мы смеялись, думали детская фантазия. Но тон Ильи был не шутливый. Он говорил спокойно, с уверенностью, будто вспоминал свою собственную жизнь.
Вскоре он начал рисовать. Страницу за страницей одно и то же: дом с красной дверью, тюльпаны в саду, плющ, обвивающий трубу. Братья считали это «крутым». Илья же выглядел грустным, словно потерял что-то важное.
Однажды, когда я копался в коробках в гараже, он спросил про свою старую бейсбольную перчатку.
«Ты не играешь в бейсбол, дружок», сказал я.
«Играл», тихо ответил он. «До падения.» Он дотронулся до затылка.
Тогда мы отвели его к врачу. Педиатр направил нас к психологу. Доктор Власова выслушала и сказала, что воспоминания Ильи не просто игра воображения. «Некоторые называют это памятью о прошлых жизнях», объяснила она. «Спорно, да, но для него это реальность.»
Я не хотел верить. Но потом доктор Соколова, исследователь, спросила Илью во время видеозвонка:
«Как тебя звали раньше?»
«Даня», ответил он. «Даниил Крылов или Крылов. Я жил в Туле. В доме с красной дверью.»
Он рассказал, как упал с лестницы, когда снимал флаг. Удар головой. Боль. Тьма.
Через несколько дней доктор Соколова позвонила. Она нашла запись: Даниил Крылов, Тула. Погиб в 1987 году в семь лет. Черепно-мозговая травма после падения с лестницы.
Фотография, которую она прислала, чуть не остановила моё сердце. Мальчик был похож на Илью. Та же чёлка. Те же глаза.
После этого Илья будто успокоился, словно закрыл главу. Рисунки прекратились. Странные воспоминания поблекли. Он снова стал играть с братьями, смеясь, как раньше.
Но потом пришло письмо. Без обратного адреса. Внутри фото дома с красной дверью, сад с тюльпанами, труба, увитая плющом. Подпись дрожащим почерком: «Думала, вам понравится. Тётя Ларина.»
Мы никому не рассказывали о тёте Лариной. Кроме Ильи. И доктора Соколовой, которая после этого исчезла без следа.
Годы спустя, когда Илье было пятнадцать, я нашёл под его кроватью коробку из-под обуви. Внутри один-единственный мраморный шарик, синий с зелёными завитками. На дне записка детским почерком: «Для Ильи от Дани. Ты нашёл его.»
Когда я спросил, откуда это, Илья улыбнулся.
«Некоторые вещи не нуждаются в объяснении, пап
