Всё рядом — только не ты
— Марина Петровна, ахнуть не успели! — Светлана Ивановна размахивала перед соседкой фото с телефона. — Наша новая дача под Омском, красота! А тут сынлин машина — рублик мал, а с виду кусачий! А здесь внученька, алые щёчки, на фортепиано бренчит — прелесть!
— Да-да, прелестно, — кивала Марина Петровна у почтовых ящиков, перебирая квитанции. — Извините, Светочка, спешу…
— Куда в этакую рань? — не унималась Светлана. — Уж сколько лет стена об стену, а слова никто не молвил! Вот, гляньте, с мужем на югах были, в Сочи! Пятизвёздочка, ахнуть не успели! А вы когда балуете себя?
Марина Петровна обернулась. В глазах её, серых и усталых, мелькнула тоска.
— Мне не до баловства, Светлана Ивановна. Рук не покладаю.
— Как же так? — искренне удивилась соседка. — Дети выросли, внучата подрастают, пенсия же…
— Дети выросли, верно, — тихо согласилась Марина. — Далеко выросли.
— Что за беда? Сын мой в Москве пашет, но звонок не замолкает, на выходные домой летит! Зарплата — чтоб ей пусто! — Светлана вновь полезла в телефон. — Глядите-ка, норкову шубу мне сподобил!
Марина Петровна молча поднялась на свой этаж, оставив соседку с её счастьем на лестнице.
Дома встретила вечная тишина. Двушка, когда-то битком набитая смехом и топотом детских ног, пустотой дышала. На подоконнике фиалки цвели — единственные живые души в этом уголке.
— Родненькие мои, — шепнула Марина, касаясь нежных листков. — Хоть вы не покинули старуху.
Телеша включила — ради шума, не ради толка. Вещали про прибавки пенсионерам. Женщина усмехнулась — её денег хватало на самое скудное, про запас — ни рубля.
Зазывно зазвонил телефон. Сердце кувырком — неужто Митечка? Наденька?
— Марина Петровна? — на том конце говорил чужой голос. — Управляйка беспокоит. Задолженность по комуслугам…
— Как так? — изумилась она. — Всё по штырькам!
— Не проходит платёж за прошлый месяц…
Долго Марина доказывала, что платила, квитки читала в трубку, но там уже гудел гудок.
Вечером, когда сумерки сгустились за окном, сидела она на кухне с чашкой. На столе — старые плёнки. Вот Митя-первоклашка, лоб нахмурил, букет чуть не свалил. Вот Наденька на выпускном, алая лента, улыбка до ушей. Вот все на даче под Новосибирском, ещё муж жив-здоров…
— Где вы теперь, кровинушки? — спросила она снимки. — Как же вышло — мать одна?
А утром — снова Светлана Ивановна во дворе. Тянула мешки из супермаркета.
— Ах, Марина Петровна! — сияла соседка. — Как раз вам рассказать! Внученька вчера звонила — в университет пробилась, бюджет! Представьте! А сын обетовал ей новый смартфон за такое!
— Рада за вас, — упал голос Марины.
— А у вас как? Внучата-то? — спросила Светлана, губы вежливо скривив.
— Внуков нет у меня, — глухо ответила Марина.
— Быть не может! — всплеснула руками соседка. — А детишки?
— Есть дети. Митя с Наденькой. Только… заняты пуще прежнего. Митя в Германии кочует, программист. Надя в Америке осела, замуж ушла…
— Загляденье! — радостно взвизгнула Светлана. — Вот оно, счастье! Дети подавайней! За бугром! Надо гордиться!
— Горжусь, — кивнула Марина Петровна. — Изо всех сил.
— Вот и ладненько! А то всё скукоженная. Денежки шлют? Помогают?
— Шлют, — солгала Марина Петровна. — Как положено.
В правде-истине последний раз Митя прислал денег на именины, полгода как. Тысячу целковых. Надя не шлёт вовсе — там, в Америке, по её слову, кредиты на дом подирают.
Дома Марина пододвинула старенький сынов компьютер. Скайп открыла, поглядела на список. Митя в сети значился, но статус «Не беспокоить». Надя недели три не маячила.
Написала сыну: «Митик, здравствуй. Как ты? Как самочувствие? Скучаю безмерно».
Отписался через два часа: «Привет, мам. Всё ок. Завал по горло. Пиши лучше в теле
Телевизор мигал в пустой комнате, когда Марина Петровна, глядя на незнакомые лица с экрана, поняла, что даже канали связи мерцают как ненадежные звезды над родным подъездом, терпеливо ожидая ответа, который всегда приходил слишком поздно или не приходил вовсе, повторяя судьбу её давно замолчавшего скайпа, где её никто не ждал, а лишь светился холодный статус «Занят» или вечное «Не в сети», пока она, держа в руке пыльный стакан с остывшим чаем, ощутила последний спазм боли в сердце, который не имел ничего общего с её аритмией, но всё — с вечным молчанием холостого сигнала заграничного вызова.
