**Дневник. Возвращение бывшей.**
Аромат свежего кофе и теплых плюшек витал на кухне, словно обещание спокойного утра. Десять лет с Иваном. Десять лет тихой гавани. Катя улыбалась солнечным зайчикам на столе, слушая сонное сопение дочки Даши в соседней комнате. Идиллия.
Резкий звонок в дверь нарушил уют. На пороге стоял Егор, сын Ивана от первого брака. Глаза горели непривычным возбуждением.
— Пап! — выдохнул он, едва переступив порог. — Она вернулась! Мама! Вчера! Снимает квартиру в центре… Говорит, соскучилась!
Имя «Лариса» повисло в воздухе, как гром среди ясного неба. Та самая. Которая пятнадцать назад исчезла в «счастливой Европе» с немцем, бросив шестилетнего Егора на попечение бабушки. «Навсегда!» — значилось в ее прощальном письме. Теперь вернулась. Без денег, но с кучей надежд, подумала Катя, сжимая кружку.
Встреча в пафосном ресторане напоминала плохой спектакль. Лариса влетела розовым облаком из шифона и удушливого парфюма.
— Ужасный брак! — лила слезы. — Он оказался монстром! Я так тосковала по сынулю!
Ее руки в кольцах то и дело тянулись к Ивану. «Ваня, помнишь, как мы…?» Он отстранился едва заметно, лицо — каменная маска, но Катя увидела, как напряглись его пальцы. Егор же смотрел на мать, завороженный, ловя каждую слезу.
Первая атака случилась ночью. Телефонный звонок, рыдания в трубку:
— Ваня! Помоги! Кран сорвало! Тону!
Иван молча оделся. Катя лежала, глядя в темноту. Он вернулся через два часа, пахнущий сыростью.
— Починил?
— Прокладка. Ерунда. — Он сел на край кровати. — Встретила в полотенце. Говорит, весь гардероб залило. — В его голосе не было волнения. Только раздражение. — Старый трюк.
Потом — «темнота». Звонок днем:
— Ваня, в подъезде свет мигает! Страшно выйти! Егор в универе… Хлеба купить не могу!
Он поехал. Вкрутил лампочку. Дверь ее квартиры распахнулась. Она стояла в полупрозрачном пеньюаре.
— Мой герой! — томно прошептала. — Зайдёшь? Выпьем кофе… Вспомним…
Иван покачал головой:
— Поздно. Катя ждёт. И без кофеина бодр.
Ее лицо на миг исказила злоба, но тут же сменилась привычной беспомощностью.
Кульминация — звонок Егора:
— Пап! Маме плохо! Упала! Дышит тяжело!
Иван приехал. Лариса лежала в позе раненой чайки, жеманно прикрывая лоб.
— Ваня… — простонала она. — Я так испугалась…
Он не подошел. Взглянул на пустую бутылку из-под коньяка. Вызвал скорую.
— Что ела? — спросил у сына спокойно.
— Говорит, от стресса… — смутился Егор.
Врачи констатировали легкое отравление. Лариса уцепилась за рукав:
— Не бросай меня…
Иван освободил руку.
Дома его глаза сказали Кате больше слов: не жалость, а презрение к дешевой игре.
— Старая пластинка, — сказал он позже на кухне. — Она всегда притворялась беспомощной, когда что-то нужно. Помнишь, я рассказывал, как перед отъездом к немцу «заболела» и «не могла без моей поддержки»? А потом — бац, письмо. Я был костылём. Сломался — нашла новый. Но я не костыль. Особенно для нее.
Не сумев пробить Ивана, Лариса взялась за Егора.
— Твой отец выбросил меня, как тряпку! — рыдала при сыне. — Она его накрутила против нас! Мы же родные! Она тут чужая!
Слова, как яд, въедались в сознание парня. Егор начал хамить Кате, реже приходил домой. Однажды хлопнул дверью, услышав отказ отца помочь Ларисе с «срочными» документами.
— Почему ты такой жестокий?! — крикнул он. — Ей плохо! Она плачет!
Иван встал во весь рост. Его спокойствие было страшнее крика:
— Егор. Я помогаю, когда помощь нужна. Но я не обязан быть её мужем или слугой. У меня есть семья. Ты. Катя. Даша. Катя тут не «чужая». Она моя жена. Я её люблю и требую уважения. А её слёзы? — Он посмотрел сыну в глаза. — Мир не вертится вокруг её хотелок. Она сделала выбор. Теперь живи с ним.
Развязка настала на дне рождения Ивана. Лариса пришла без приглашения, в слишком откровенном платье. В руках — дорогие часы. Те самые, о которых он мечтал в «прошлой жизни».
Иван взял микрофон:
— Спасибо всем. Особенно моим — Кате, Даше, Егору.
Потом повернулся к Ларисе.
— Ты не была приглашена. Эти часы — призрак прошлого. Мне не нужно ни они, ни ты. Ты — мать моего сына. И только. Уйди.
Тишина. Лариса побледнела, потом побагровела. Взглянула на Егора — но сын смотрел на отца с пониманием. И стыдом.
— Ты… — прошипела она и швырнула коробку. Стекло разбилось. — Ничтожество! — Хлопнула дверью так, что задрожали стены.
Егор поднял часы:
— Пап… Прости. И Катя, простите. Я… не видел её игры.
— Главное — прозрел, — сказал Иван. — Живём дальше.
Катя прижалась к мужу. Победа была не в громких словах, а в его твёрдом выборе. Тень «европейской невесты» осталась за порогом. Навсегда.
