В тихом уголке Алтая, где старые избы хранят шепот былых времён, моя жизнь, отданная детям, обернулась ледяным ветром разочарования. Антонина — так зовут меня. Я отдала все сыну и дочери, но, очнувшись на больничной койке, поняла: те, ради кого я дышала, отвернулись. Этот урок обжёг душу, но открыл глаза.
Всё ли я сделала правильно? Может, мои ошибки превратили детей в чужих людей? Оставшись вдовой, я поднимала их одна: сына Генку — с пелёнок, дочь Таню — с пяти лет. Горбом стояла на трёх работах, чтобы на столе был борщ, а к зиме — валенки. Никогда не ныла — знала: кроме меня, им некому помочь.
Я дала им всё. Таня стала бухгалтером, Генка — инженером. Пока ноги носили, я растила внуков — Вовку и Стёпку. Игрушки, гулянки, деньги на мороженое — всё им, родным. Верила: добро вернётся сторицей.
Но судьба ударила исподтишка. После инсульта я попала в больницу. Таня заглянула разок, Генка звонил сквозь зубы. Через неделю меня выписали — сказали беречься. А назавтра внуки уже топали по моей квартире. Я, еле живая, угождала им, но силы таяли. Через месяц ноги перестали слушаться.
Умоляла Генку отвезти в больницу. “Дела горят”, — буркнул он. Таня трубку не взяла. Доехала на такси за пятьсот рублей. Врачи хмурились: организм изношен. Велели лежать, но утром я рухнула с кровати — ноги как ватные. В панике набрала Таню. “Вызывай ‘скорую'”, — бросила она. Снова больничная палата.
Доктора сказали детям: мать одна не выживет. Тут-то и началось. Таня стонала, что в её “двушке” тесно. Генка орал, что тёща его беременной жене — как кость в горле. Их слова жгли хуже кипятка.
“Проваливайте оба!” — закричала я, захлёбываясь слезами. Они ушли, не оглянувшись. Ночь липла к подушке, мысли кружились, как осенние листья. Неужели я вырастила чудовищ?
Утром постучала Валя — соседка снизу, одна растит дочь-школьницу. Всегда приносила мне пирожки, спрашивала про здоровье. Я разрыдалась у неё на плече. “Будете жить у меня”, — сказала она просто. Её щи пахли домом, а руки были тёплыми, как материнские.
Теперь Валя ухаживает за мной. Отдаю ей половину пенсии — тридцать тысяч рублей. Остальное — на квартплату. Мои дети звонят реже, чем метель стучит в окно. Особенно после того, как узнали про Валину помощь.
Собираюсь переписать на неё квартиру. Хоть сердце ноет — ведь это Таня с Генкой должны были стать моей опорой. Глупая надежда, что они одумаются, ещё тлеет в груди. Но жизнь научила меня: родная кровь иногда холоднее чужого плеча, а спасение приходит оттуда, где не ждёшь. В том и правда — она, как весенний ручей, пробивается сквозь самый толстый лёд.
