Глаза былой дружбы
Резкий рывок автобуса едва не опрокинул женщину в потрёпанном синем пальто — она судорожно вцепилась в поручень, избегая падения на колени соседки. В последний момент, сгорая от стыда, она подняла взгляд — и застыла.
— Валюшка?.. — вырвалось у неё шёпотом, будто имя само просочилось сквозь губы.
Женщина, на которую она чуть не рухнула, мельком глянула в ответ… и тут же отвернулась. Притворилась, будто не узнала.
Но пальцы её судорожно сжали потрёпанную сумку, а лицо обесцветилось, словно вены опустели. Веки мелко дрожали.
Лидия Петровна (так звали ту, в синем пальто) не могла отвести глаз.
Да это же Валька! Валентина Игнатьевна, с которой они десять лет бок о бок торговали на развале у Удельного рынка в Питере, в лихие девяностые.
Да, изменилась. Исчезли густые чёрные волны — теперь седые пряди стянуты в жёсткий узел. Лицо в морщинах, огонь в глазах потух… Но ямочки на щеках и шрам над бровью — всё те же.
— Валь, ну хватит дурака валять! Это же я, Лидка! — не выдержала Лидия, — мы же с тобой на Удельном лотки рядом держали! Помнишь, как в девяносто шестом…
— Вы ошиблись, — перебила её Валентина ледяным тоном, даже не подняв глаз.
— Как ошиблась?! Да мы же с тобой, как родные… — взорвалась Лидия, не веря в услышанное.
— Я вас не знаю. Отстаньте, — резко бросила Валентина, и голос её предательски дрогнул.
В автобусе повисла тишина. Бабка с авоськой впереди обернулась, уставившись на них.
Лидия Петровна спохватилась. Взгляд её скользнул к мужчине рядом с Валентиной. Тот был мрачен, с сальными прядями волос, в поношенной кожанке. И тогда она разглядела под слоем пудры — аккуратно замазанный кровоподтёк на скуле Валентины.
Сердце Лидии сжалось, будто чья-то рука вцепилась в него.
— Ой, простите, — пробормотала она шёпотом, — старость, сама знаешь…
Через пару остановок Валентина с тем мужчиной вышли. Лидия видела, как он, очутившись на улице, начал яростно что-то шипеть ей в лицо, а она стояла, опустив голову, словно провинившаяся первоклашка.
Дома Лидия Петровна долго сидела у окна, перебирая воспоминания.
Как они с Валькой начинали торговать, как таскали мешки с вещами с толкучки, как выручали друг друга от бандюков, как Валентина с ломом в руках бросилась на трёх уркаганов, спасая её — Лидку — от разбоя. Именно тогда она и получила шрам над бровью.
Она открыла старый альбом.
Фотография у лотка. На обороте кривыми буквами: «Лидка и Валька. 1996. Всё наладится!»
— Как же так, Валюшка? — прошептала она, — мы же с тобой кровь из носу друг за друга стояли… Что с тобой случилось?..
Через неделю она снова увидела Валентину.
Та сидела в глубине автобуса. Рядом — тот же мужчина. Лидия пригляделась к нему — и похолодела.
Это был Витек «Костыль». Один из тех самых отморозков с рынка. Он и его кореша когда-то набросились на неё с заточкой. Кричали: «Бабуля, кошелёк на блюде!». А та самая Валька с ломом тогда — и выручила.
И вот он теперь рядом с ней. С той самой Валькой. Потухшей, пришибленной…
— Не сейчас… — прошептала Лидия себе, — она опять отмахнётся. Надо по-другому.
В следующий раз она вошла в автобус следом за ними и, пока Витек рылся в карманах за мелочью, сунула Валентине в ладонь сложенный вчетверо клочок бумаги.
Та вздрогнула. Глянула на Лидию — и почти незаметно дважды поджала губы.
Это был их старый условный знак. Сигнал: «Опасно. Молчи.»
Лидия кивнула и прошла вперёд.
В груди стучало одно: это она. Это моя Валька. И я её вытащу, как она тогда меня.
Прошёл почти год. Телефон молчал. Но Лидия знала: она позвонит. Обязательно. И не ошиблась.
— Лидок, красотка! — раздалось в трубке. — Завтра в три. Там, где раньше.
Лидия Петровна пришла в кафе на час раньше. От волнения всю ночь не могла уснуть. Кофе в руках дрожал.
И вдруг… вошла она. Валька.
Не та — затравленная, серая. Нет. Настоящая.
Джинсы. Красная кофта. Короткая стрижка. Глаза горят. Ямочки.
— ВАЛЮХА! — вскочила Лидия.
— ЛИДКА! — крикнула в ответ Валентина.
Они обнялись. Крепко. Без слов.
— Ты просто космос! — выдохнула Лидия, когда они сели. — Ты же год назад…
— Год назад меня не было. Я тогда кончилась. Но ты… — Валентина сжала её руку, — ты меня откопала. Ты и та бумажка.
— Я? Да я ж просто…
— Вот именно, просто. Без пафоса, без имён. Без риска. Значит — поняла. Значит, рядом. А я… я вдруг вспомнила, кем была. И во что превратилась. Глянула в зеркало… и всё. Хватит.
Оказалось, муж, Сергей, — не просто деспот. Он стёр её в порошок. После выкидыша она ушла в вину. Назначила себе пожизненную казнь. Сломалась.
— Я думала: раз потеряла, значит, заслужила. Должна мучиться. И мучилась. Годы… А потом твой клочок бумаги. Один смятый листик — и я очнулась. Вернула саму себя.
Она развелась. Уехала. Начала с нуля.
— В Москву. Там я заново родилась. И никто не нашёл. А ты…
— А я, Валь, всегда рядом. Скажешь — в любую дыру приеду. Как в девяностые — рюкзак на плечо и вперёд!
Обе рассмеялись.
Теперь Валентина живёт в Москве. Работает, улыбается, дышит полной грудью.
А Лидия Петровна часто навещает её. Они гуляют по паркам, треплются, как в молодости. Хохочут до слёз.
И каждая знает:
бывают встречи, которые возвраИ когда они в следующий раз встретились у метро под моросящим дождём, Валентина вдруг сказала: «Знаешь, я наконец поняла — мы обе выжили, и это главное».
