«Мужу тридцать, а он всё под маминой юбкой… И это губит наш брак»
Когда мы с Дмитрием расписались, у нас не оказалось ни своего угла, ни средств на аренду. Его родители — люди состоятельные, владеющие трёхкомнатной квартирой в Нижнем Новгороде — предложили временно пожить вместе. Тогда решение казалось логичным: свекровь Галина Степановна встречала меня тепло, да и с Николаем Петровичем, её супругом, мы ладили.
Всё перевернулось с рождением Лизоньки. Не вдруг — исподволь. Тихо, коварно, будто подтачивая фундамент. Теперь я уверена: совместная жизнь с родителями мужа — не поддержка, а гибель для семьи. Особенно если твой супруг — их вечный «Димочка», тридцатилетний «мальчик», не способный чаю налить без маминой подсказки.
Дмитрий — травматолог. Трудится сутками, это я ценю. Но его отстранённость от дочери разрывает душу. Выходные? Прячется с телефоном в кабинете или «срочно» уезжает к друзьям. Будто Лизонька — чужая. Не может ни покормить, ни сказку перед сном прочесть.
Когда прошу помочь с бытом — купить хлеба, присмотреть за ребёнком, пока душ приму, — он оборачивается к матери:
— Мам, ты же можешь?..
И она, словно солдат по тревоге, уже спешит:
— Конечно, сыночек, ты ведь на ногах весь день…
Он устаёт. А я будто и нет. Хотя встаю к малышке по ночам, таскаю коляску по скверам, стираю пелёнки, варю супы. А он даже не слышит её плача — спит в гостиной. Потому что «ему завтра на операцию». И когда сквозь сон бурчит: «Уйми её наконец!» — пальцы сами сжимаются в кулаки.
Молчу. Потому что ребёнок рядом. Потому что сил спорить уже нет.
Хуже равнодушия мужа — оправдания свекрови. Для неё он — воплощение добродетели: идеальный кормилец, примерный отец. «Он же пашет как вол! Ты должна его жалеть!» А обо мне — ни полслова. Словно я тень, призванная обслуживать их род.
Пыталась втолковать:
— Галина Степановна, вы же растите его беспомощным. Не бросайтесь на каждый зов — научится ответственности.
— Да что ты мелешь! — вспыхивает она. — Дима — само золото! Это ты не ценишь, как он для нас старается!
Гляжу на неё и не верю, что когда-то восхищалась её мудростью. Теперь вижу лишь мать-наседку, что душит сына заботой, не давая вырасти в мужчину.
А ему и не надо меняться. Зачем? Мама решит, жена смирится.
Уверена: будь мы одни с начала, всё сложилось бы иначе. Пусть в тесной однушке, без помощи, зато честно. Делили бы заботы, учились быть семьёй. Он понял бы: отцовство — не только арифметика зарплаты. Но сейчас… Сейчас он искренне не видит проблемы.
Чувствую себя чужой в их крепости. Я — прислуга. Нянька. А они — настоящая семья: мать, сын и внучка-кукла.
Сил нет больше. Устала быть невидимкой. Видеть, как он шарахается от дочкиных ручонок. Как свекровь вытирает мне дорогу к мужу и ребёнку. Как таю, будто свеча на сквозняке.
Выход один — бежать. Снять хоть комнату в районе попроще. Пусть трудно. Зато шанс, что Дмитрий наконец станет мужем, а не вечным сынком.
Осталось собрать волю. Сказать: «Или съезжаем, или разводимся». И посмотреть, выберет ли он нас или останется маминым солдатиком.
А я? Соберусь. Ради Лизоньки. Ради права дышать полной грудью — без этой вечной игры в «дружную семью». Сделаю шаг. Скоро.
