**Дверь теперь на замке**
— Мам, открой! Ну ма-а-ам! — кулаки Егора колотили по железной двери так, будто хотели пробить её насквозь. — Я знаю, ты дома! Машины нет — значит, никуда не уехала!
Алевтина Сергеевна сидела в кресле, отвернувшись от входа, и сжимала чашку с остывшим чаем. Руки тряслись так, что фарфор дребезжал, как погремушка.
— Мам, ну что за дела? — голос сына звучал всё отчаяннее. — Соседи говорят, ты уже неделю как затворник! Даже Светку не пустила!
При упоминании снохи Алевтина Сергеевна скривилась. Светка. Его драгоценная Светланка, ради которой он горы свернёт. Даже то, что случилось в прошлую среду.
— Мам, я слесаря вызову! — пригрозил Егор. — Взломаю замок!
— Не смей! — наконец крикнула Алевтина Сергеевна, не оборачиваясь. — Руками не трогать!
— Мам, ну почему?! Что случилось? Давай поговорим!
Алевтина Сергеевна зажмурилась. Как объяснить сыну то, что она случайно подслушала в больничном коридоре?
— Мам, прошу, — голос Егора стал тише, умоляющим. — Мы с Светой волнуемся.
«Света волнуется». Ну конечно, переживает. Боится, что планы рухнут.
— Уходи, Егор. И не возвращайся.
— Мам, ты больна? Температура? Давай врача вызову!
— Врач мне не нужен. Нужно, чтобы ты отстал.
Алевтина Сергеевна встала и подошла к окну. Во дворе Егор разговаривал по телефону. Наверняка звонил своей Светке, жаловался, что мать снова «завелась».
Сын поднял голову, увидел её и замахал: мол, иду наверх. Алевтина Сергеевна отвернулась и снова уселась в кресло.
Через минуту стук повторился.
— Мам, это я и Света. Открой, пожалуйста.
Алевтина Сергеевна стиснула зубы. Ну конечно, притащил её. Свою жену, которая так «заботливо» планирует их общее будущее.
— Алевтина Сергеевна, — раздался сладкий голос снохи, — это Светлана. Откройте, пожалуйста. Егор очень переживает.
Какая актриса! Голосок-то какой нежный сделала.
— Мы вам продукты принесли, — продолжала Света. — Молоко, хлеб, ваши любимые прянички.
Прянички. Алевтина Сергеевна едко усмехнулась. Месяц назад Света узнала, что свёкр любит пряники с корицей, и теперь постоянно их подсовывала. Какая чуткая невестка!
— Алевтина Сергеевна, ну скажите хоть слово, — голос Светы дрогнул. — Мы же переживаем!
— Переживаете, — прошептала Алевтина Сергеевна, но за дверью не услышали.
— Мам, я не уйду, пока не откроешь! — заявил Егор. — Простою хоть до утра!
Алевтина Сергеевна знала: сын не блефует. Упрямый, как баран, с пелёнок. Если что задумал — добьётся.
— Ладно, — наконец сказала она. — Но только ты. Один.
— Чего? — не понял Егор.
— Света пусть идёт домой. Говорить буду только с тобой.
За дверью зашептались.
— Мам, но почему? Света же тоже переживает!
— Потому что я так сказала. Либо ты один, либо никто.
Ещё шепот, потом голос Светы:
— Хорошо, Алевтина Сергеевна. Я пойду. Егор, позвони, как разберёшься.
Алевтина Сергеевна дождалась, пока шаги Светы замрут внизу, затем медленно подошла к двери и повернула ключ.
Егор ворвался в квартиру как вихрь, схватил мать в охапку и принялся разглядывать.
— Мам, ты похудела! И бледная! Что случилось? Заболела?
— Не болела, — Алевтина Сергеевна вырвалась и направилась на кухню. — Чай будешь?
— Буду, — Егор уселся за стол и уставился на мать. — Говори, что происходит. Почему неделю сидишь как монах в келье? Почему дверь на замке?
Алевтина Сергеевна поставила чайник и обернулась.
— А зачем мне открывать? Чтобы зря добро не ждать?
— Мам, при чём тут добро? Тебе же и в магазин надо, и к врачу…
— В магазин за меня ходит соседка Нина. Список оставляю, деньги даю. А к врачу не пойду.
— Почему?
Алевтина Сергеевна налила кипяток, положила сахар.
— Потому что в прошлый раз наслушалась такого, что лучше б уши затыкала.
Егор нахмурился.
— Что ты слышала?
— Твою жену. С подругой по телефону болтала. Думала, меня рядом нет.
— И что она говорила?
Алевтина Сергеевна села напротив и долго смотрела в сыновьи глаза. Такие знакомые, как у покойного мужа. Честные. Неужели этот человек способен на подлость?
— Говорила, как мою квартиру продадут. Как меня в дом престарелых сдадут. Как деньги потратят.
Егор побелел.
— Мам, ты что-то не так поняла! Света никогда…
— Всё я правильно поняла, — перебила она. — Слово в слово запомнила. Говорила: «Егор уже согласился. Говорит, мать старая, одной опасно. Оформим её в хороший дом, а квартиру продадим. На ипотеку хватит».
— Мам, я ни…
— Не перебивай! — Алевтина Сергеевна повысила голос. — Ещё сказала: «Хорошо, что свёкр добрая, верит в нашу любовь. А она нам только мешает».
Егор опустил голову. Кулаки сжались.
— Мам, клянусь, я не соглашался. Света, наверное, фантазировала.
— Фантазировала? — Алевтина Сергеевна горько усмехнулась. — А почему тогда адрес дома престарелых называла — на Солнечной, мол, дорого, но комфортно? Почему сказала, что квартиру оценили в шесть миллионов?
— Она оценивала квартиру?! — Егор остолбенел.
— Выходит, так. Или думаешь, цифру с потолка взяла?
Егор провёл рукой по лицу.
— Мам, я правда не в курсе. Света мне такого не говорила.
— Может, говорила, да ты не слушал? Может, потихоньку мысль в голову вбивала?
Алевтина Сергеевна подошла к окну. Во дворе резвились дети — смешные, беззаботные.
— Знае— Тогда, сынок, можешь уходить и больше не приходить, пока сам не разберёшься, где у тебя семья, а где — чужие расчёты.