Когда я приехала в Екатеринбург, мне едва исполнилось двадцать восемь. В Узбекистане осталась мама, которой вскоре предстояла сложная операция, да ещё и долги по кредиту висели над нашей семьёй. Я дала себе слово: отработаю год-полтора — и назад. На родину. В свой дом.
Работу нашла почти сразу — агентство предложило место сиделки у пожилой женщины. Хозяйка квартиры, Галина Петровна, искала кого-то, кто бы присматривал за её матерью, Ниной Васильевной, которой уже перевалило за восемьдесят. Я согласилась. Зарплата была небольшой, но стабильной.
С первого же дня старуха встретила меня в штыки. «Какая у тебя национальность?» — сразу спросила она, едва я переступила порог. Я ответила. Она скривилась: «Опять узбечка. Сначала таджики, теперь ты. Только отбросы ко мне попадают». Дальше — хуже.
Каждое утро начиналось с придирок: каша недосолена, полы вымыты кое-как, хлопаю дверью, даже дышу слишком громко. Иногда я слышала, как она шепчет дочери по телефону: «Она наверняка ворует. Увидишь сама. Присматривай за ней». Меня от этого тошнило. Я ухаживала за ней, мыла ей ноги, покупала лекарства, а в ответ — лишь ледяное презрение.
Я держалась полгода. Мысли о маме в больнице не давали мне бросить всё и уйти. Но однажды старуха обвинила меня в краже трёх тысяч рублей. Перерыли всю квартиру — нашли деньги в её же кошельке. Ни извинений, ни сожаления. Только холод в глазах.
Я собрала вещи. Сказала, что ухожу. Она стояла в дверях с язвительной ухмылкой: «Ну и вали. Всё равно вернёшься — нищая, как была».
— Справлюсь, — тихо ответила я. — Даже без вас.
И тут в её голосе вдруг появилось что-то незнакомое. Ни злобы, ни злорадства. Лишь растерянность:
— Ты… всё это терпела ради матери?
Я замерла. Кивнула. Рассказала всё — про операцию, про долги. Она молча слушала. Потом медленно подошла, села рядом, взяла мою руку… и заплакала. Без слов. Слёзы текли по её морщинистым щекам.
— Прости… Я мстила. Не тебе. Дочке. Она меня бросила. Я думала, если ты уйдёшь — она вернётся. А ты… ты всё выдержала. Ради матери.
С того дня всё изменилось. Мы начали говорить по душам. Она рассказывала про свою жизнь, я — про свою. Она даже дала мне денег, чтобы я съездила проведать семью. А когда я вернулась — встретила меня на пороге с тёплым шарфом, который связала сама.
Через три месяца её не стало. Умерла тихо, во сне. Я рыдала, будто потеряла родную.
Через неделю ко мне пришла Галина Петровна с нотариусом.
— Должны сообщить о завещании, — сказал мужчина. — Нина Васильевна оставила вам… весьма крупную сумму.
Галина побелела:
— Она рехнулась! Что ты с ней сделала?! Колдовала, что ли?
Я молча посмотрела на неё. Потом вдруг подошла и обняла.
— Вот что я с ней сделала. Просто обняла.
