__Тени прошлого: о любви и прощении__
В тихом городке Суздаль, где старые берёзы нависали над узкими улочками, Игорь с раздражением думал: «Ну вот, опять слезы!»
Подъехали к дому. Его жена, Надежда, сидела в машине, с трудом опираясь на дверь. Игорь скривился: «Опять мне за ней прыгать, как няньке». Но она уже ковыляла сама. Он резко дёрнул ручку, едва не сшибив её с ног.
— Осторожней, черепаха! — буркнул он, поддерживая её до квартиры.
Забросил пакеты в прихожую, дождался, пока Надя, хромая, доползёт до комнаты, и бросил:
— Буду поздно.
Развернулся и ушёл. Завёл «Ладу», рванул по улицам, глуша злость. Надо было отвлечься. Позвонил другу с работы, Сашке. Тот предложил завалиться к нему — гонять в новую стрелялку. Приехал.
Разговорились за бутылкой пива. Игорь вывалил всё: как надоела рутина, как Надя «пилит, как дрель», вспомнил про Ленку из бухгалтерии — молодую, весёлую, с хитрой ухмылкой. Та то плечом толкнёт, то шуточку кинет. С ней — как в старые времена.
__Надежда__
— Почему мы не полетим в Сочи в июле? — спросила я по пути домой.
Игорь взорвался. Заорал, ударил по рулю, лицо перекосилось. Я отвернулась к окну — слёзы потекли сами. Что не так? Просто спросила! В последнее время он — как пороховая бочка.
Подруга Галя намекнула: «Может, на стороне греется?» Рассказала про своего Витьку. Тот тоже изменился, когда на работе появилась «одна юбка». Начал в «криповых» футболках щеголять, сыпать словечками — «рофл», «агрись». Галя чуть не сгорела со стыда, когда он при друзьях сына ляпнул что-то про «краш» и «чилить». Сын чуть под стол не провалился.
В итоге Галя не стерпела. Устроила разборки, собрала Витьке рюкзак и отправила к его матери. Позвонила свекрови, пошутила: «Возвращаю подростка». Та огрызнулась: «В детдом сдавай, нам такой не нужен». Потом Витьке так влетело от матери, что за сутки «прозрел». Сейчас с Галькой — как новобрачные.
С Игорем такой фокус не пройдёт. Он другой. И чувствую — пока никого нет. Но что-то не так.
__Игорь__
Сидел у Сашки, а мысли — о Наде. Когда она стала такой занудой? Вечно ноет про отпуск… Вспомнил Ленку — как хохотала сегодня в столовой над моими шутками.
Тут позвонила Надя. Просила забрать с работы, заехать в «Пятёрочку». Всё настроение — к едрене фене. Ленка так обиженно посмотрела, когда я сказал, что надо бежать. А Надя! Кого она вообще обманывает? Нога болит, а она тащится на работу!
Прокрутил телефон. Подумал — позвонить Ленке? Набрал… И тут Сашка:
— Чего завис? Ленке звонишь?
Сбросил. Неловко стало.
— Пойду я, Сань, — пробормотал.
— У меня тоже была своя «Ленка». Оксаной звали, — начал он. — Из-за неё семью похерил. Сына теперь раз в две недели вижу. Жена замуж вышла, счастлива. Я-то думал — вот оно, счастье. Ан нет. Очухался, да поздно. Живу один, в танчики рубаюсь. Жена простила, но сказала: «С предателем — ни ногой». Встал на её место — и понял: правильно.
Сашка замолчал. А у меня внутри всё сжалось в комок.
— Подумай, прежде чем звонить, — добавил он.
Я ушёл. Телефон зазвонил. Думал, Надя, но нет — Ленка.
— Але, ты звонил? — пропищала она.
— Нет, промахнулся, — буркнул я.
— Может, заскочишь? Чисто случайно. Я люблю «Игристое»…
Меня передёрнуло. От неё. От себя. Сбросил. Она названивала снова и снова. Я игнорировал, сидя в машине. Ленка оставила голосовое: обозвала слабаком, посмеялась. Я стёр её номер.
Вернулся домой. Пакеты валялись у двери. Надя сидела в темноте, глядя в окно. Я сел напротив.
— Надь… — начал я.
Она повернулась. Лицо опухшее. Сердце ёкнуло.
— Надо поговорить, — пробормотал я, путаясь в словах.
Говорил сбивчиво: то оправдывался, то сам не знал, что несу. Она молчала.
— Я поеду к маме, — тихо сказала она. — Возьму больничный. Реши, Игорь, чего ты хочешь. Выбора не ставлю — просто подумай.
Ушла. Я остался один. Нет, я её не разлюбил. Но что со мной? Может, кондрашка?
Просидел всю ночь, тупо уставившись в стену.
__Надежда__
Его не было четыре часа. Думала: что с нами? Страшно рушить то, что строилось годами. Смешно, конечно, но… кажется, он меня больше не любит.
Может, у него кризис среднего возраста? Нашему сыну двадцать, дочери семнадцать. Я вряд ли рожу ещё. А он? Женится на двадцатилетней, будет выставлять фото в «Инсте»: он — седой, в дорогом свитере, она — с коктейлем, а между ними — румяный младенец. Идеальная семья.
А я вспоминаю, как сын орал от колик, как с дочкой в больнице лежала. Почему у других всё, как в сериалах? Дети — тихие, мужья — заботливые… А их малыши, наверное, в год стихи пишут, в три — интегралы щёлкают.
Почему так? Он может начать сначала, а я — нет.
Рыдала, нога ныла, жгла себя: «Где ошиблась?»
И вдруг поняла: нигде. Просто любовь — как срок годности. У кого-то вечная, у нас…
Дверь хлопнула. Он вернулся.
Говорил долго, путано. Я сказала, что еду к маме. И уехала.
Маме соврала, что травим мышей.
— Какие мыши? — удивилась мама.
— Огромные, мам. Жирные.
— Ты плакала?
— Аллергия на яд, — махнула я рукой.
— Мать, отцепись, — вставил папа.Они молча обнялись, и в этом объятии было больше понимания, чем во всех словах, сказанных за эти годы.
