Ну слушай, вот такая история…
— Тебе одной это зачем?!
— Ты меня чёрствой называешь?! Меня?! Ты сначала про контрацепцию забыл, потом про все приличия, а теперь беременную ко мне в дом приволок и ещё комнату побольше требуешь?! Ну как тебе такое, а, сынок?
Алёна говорила жёстко, но честно. Не чтобы задеть — просто защищала то, что её.
А Сергей ходил по комнате, будто выискивал слабые места для атаки. По нему было видно — он ни в чём себя не винит.
…Всё началось давно. С того дня, когда Алёна с покойным теперь Николаем въехали в свою первую квартиру. Даже без кровати — на матрасах. Потом скопили на вторую — для сына. Потом дачу построили. На две семьи, чтобы внуки потом бегали по саду.
Но Николай ушёл, когда Сергей только в институт поступил. Оставил ей всё: дом, воспоминания и единственную радость — сына.
Сергей окончил вуз, съехал, женился. У Алёны появился внук. Казалось, счастье. Но через год сын объявил о разводе.
— Не сошлись характерами. Жить с ней не могу, — бросил он так, будто речь о подобранном щенке. — Но раз уж я отец, оставил ей квартиру. Зато алименты платить не надо.
Алёна схватилась за голову.
— Ну ты даёшь! Рыцарь без гроша в кармане! Квартиру-то не ты покупал!
Она сразу поняла — за эту «щедрость» платить придётся ей. И не ошиблась.
Скоро сын явился снова — с новой женой. И уже беременной.
Просились пожить временно. Алёна согласилась. Сперва.
Старалась быть доброй. Готовила, убирала, даже лишнюю порцию оставляла — вдруг Катя проголодается.
Но благодарности не дождалась.
Катя не работала — мол, беременным нельзя. Алёна молчала, хотя в душе кипела.
— Я бы до седьмого месяца пахала! — жаловалась подруге Галине. — Жилья нет, зарплата у Серёжи — копейки. Она же видела, за кого замуж шла!
— Ну, Лена, она же в положении… — успокаивала Галина.
— В положении на диване! Головой думать надо было, прежде чем ребёнка заводить! Токсикоза нет, просто лентяйка. К кому побегут, если на коляску не хватит?
— Потерпи, глядишь, всё наладится. Выйдет на работу…
— Какая работа? Они ж на пару месяцев просились! — убеждала себя Алёна.
Уборка тоже давалась тяжело. В комнате сына всё в пыли. Чашки с чаем чернели, посуда горами лежала в раковине.
Алёна терпела. Она привыкла сначала наблюдать.
А Сергей будто в другом мире жил. Работа допоздна, дома — в телефоне. Или курил во дворе, трепался с соседями.
Ясно было — денег у них не прибавится.
— Мам, давай комнатами поменяемся? А то кроватку некуда ставить, — вдруг заявил он, будто соль попросил.
Алёна онемела. Перед глазами — как они с Николаем ремонт делали, шторы выбирали, как он смеялся: «Наш дом — крепость!»
А теперь кто-то эту крепость разбирает по кирпичику.
— До родов ещё четыре месяца. Вы ж у меня временно?
Он потупился. Катя отвернулась. Стало ясно — не временно. Они уже обустраивались.
Сын ещё пытался уговорить. Алёна стояла на своём.
А через неделю грянул скандал. За завтраком Сергей бросил:
— Дачу продадим? На первый взнос хватит.
Хорошо, что Алёна сидела. Это уже был ультиматум.
— Серёжа, мы с отцом всю жизнь на этот дом горбатились. Он сам проект чертил! Я его не продам. Тем более тебе — ты имущество не ценишь.
— Ну а тебе-то зачем? Ты же одна. А нам бы ипотека, отдельное жильё…
Алёна аж подпрыгнула. Больнее всего — напоминание, что она «одна». До сих пор ночами плакала по Николаю.
— Я имел в виду… — замялся сын. — Тебе же одной с домом не справиться.
Тишина. Алёна вдруг поняла: они выжмут из неё всё. А что с ней будет потом?
Нет, хватит.
— У вас три дня, чтобы съехать. С беременностью, кроваткой и ипотекой. Хватит.
Тишина. Гробовая. Месяц — ни звонка, ни смс.
Спала она лучше. Не было утром топота, хлопанья дверьми, вечных жалоб Кати, что «где-то пропала её кофта».
Но просыпаться стало тяжелее.
На кухне — пусто. Молоко скисало, потому что некому пить. Ужин готовить не для кого. Телевизор молчал днями.
По пятницам Алёна ездила на дачу. Снег ещё лежал, но солнце пригревало. Войдя в дом, она вздрогнула от привычного запаха дерева и пыли. В воздухе будто прозвучал голос Николая:
— Здесь будем жить, Алёнка. Может, с внуками…
Часа два она сидела на крыльце, вспоминая, как спорили, красить ли ставни. Как он настоял оставить яблоню.
Теперь только это дерево ещё даст плоды.
По дороге встретила соседку Татьяну.
— Твоего Серёжу видела. На стройке подрабатывает. Живут у подруги Кати. Живот уже большой.
Алёна кивнула, глянула в небо. Не хотелось лезть в чужую жизнь. «Чужую…» — усмехнулась она. Когда сын стал для неё чужим?
Вечером достала альбом. Фото: Серёжа на плечах у Николая, весь в краске, счастливый. Потом выпускной — костюм мешковат, глаза полны надежд.
Он всегда хотел быть сильным. Помнит, как в пять лет за щенка против хулиганов с петардами встал. Сам дрожал, но не сдался. А потом подоспел Николай… Каким же хорошим он был. Как просто тогда всё было.
Рука сама потянулась к телефону. Хотела написать: «Люблю, но живи сам». Но стёрла.
Пусть сам разбирается. Его жизнь.
…Прошёл месяц. Алёна чистила картошку, когда зазвонил старый проводной телефон. Сердце ёкнуло — такие звонки либо о беде, либо о смерти.
— Алло? — осторожно.
— Алёна Сергеевна? Это Наталья, мать подруги Кати. Ваш сын у нас. В аварию попал. Жив, но руку сломал.
Голос уставший, но добрый. Ясно — терпит, но не рада.
— Простите за звонок, но ему помощь нужна. Не работает, а Катя… нуОна вздохнула, отложила картошку и твёрдо сказала: “Я приеду, но только помочь собрать вещи — ищите съёмную квартиру, я дам денег на первый месяц, а дальше разбирайтесь сами”.