— Зачем тебе это одной? — Ты называешь меня чёрствой? Меня? Это ты сперва забыл о средствах контрацепции, потом обо всех приличиях, а теперь беременную ко мне привёл и требуешь комнату побольше! Как тебе ситуация, а, сынок?
Лариса говорила резко, но по делу. Она не нападала — просто защищала своё.
Виктор же расхаживал по комнате, будто искал слабое место для удара. По нему было видно: он не чувствовал ни капли вины.
…Всё началось давно. С того дня, когда Лариса с покойным Виталием въехали в свою первую квартиру. Без кровати, на надувных матрасах. Потом годами копили на вторую — для сына. Потом построили дачу. На две семьи, чтобы внуки бегали по саду и веранде.
Но Виталий ушёл, когда Виктор только поступил в институт. Муж оставил Ларисе всё: плоды их трудов, светлые воспоминания и главное — сына.
Виктор окончил вуз, съехал, женился. У Ларисы появился внук. Казалось бы, счастье. Но через год сын объявил о разводе.
— Не сошлись характерами. Не могу с ней жить, — бросил он так, будто речь о подобранном котёнке. — Ну, мы договорились… Раз я отец, подарил ей квартиру. Взамен она не станет требовать алиментов.
Лариса схватилась за голову.
— Молодец. Прямо рыцарь. С ветром в карманах. Не ты же эту квартиру покупал, — упрекнула она.
Женщина уже тогда догадывалась: расплачиваться за эту «щедрость» придётся ей. И не ошиблась.
Вскоре сын явился снова — с новой женой. И та уже была беременна.
Просились пожить временно. Лариса согласилась. Сначала.
Она старалась быть доброй. Готовила, меняла полотенца, развешивала их вещи. Даже стала оставлять лишнюю еду на плите — вдруг Юля проголодается.
Но благодарности не дождалась.
Юля не работала, ссылаясь на положение. Лариса молчала, хотя внутри кипела.
— Я бы до седьмого месяца хотя бы пахала, — жаловалась подруге Валентине. — Жилья нет, зарплата у Вити так себе. Надо же головой думать, прежде чем ребёнка заводить! А она небось знала, на что шла.
— Лар, ну она же беременная… — миролюбиво сказала Валентина.
— Беременная — не больная. Токсикоза даже нет! Просто устроилась удобно. К кому побегут, если на коляску не хватит?
— Потерпи. Родит, в садик отдаст — на работу выйдет…
— Какая работа? Они же на пару месяцев просились! — пыталась убедить себя Лариса.
Уборка тоже стала тяжкой ношей. В комнате сына — слой пыли. В раковине — вечная гора посуды. Чашки с засохшим чаем чернели на столе.
Лариса терпела. Она привыкла сначала смотреть, потом действовать.
А Виктор словно жил в другом мире. Пропадал на работе, дома утыкался в телефон или курил у подъезда, болтая с соседями. Денег у них не прибавлялось.
— Мам, давай комнаты поменяем? У нас кроватку некуда поставить, — бросил он однажды, будто просил хлеба.
Лариса онемела. Перед глазами пронеслось: как с Виталием клеили обои, выбирали шторы, как он называл их дом крепостью.
А теперь кто-то ломает эту крепость и строит своё гнёздышко из обломков.
— До родов ещё четыре месяца. Вы же временно здесь, да?
Он отвел взгляд. Юля отвернулась. Стало ясно: не временно. Они уже решили остаться.
Сын ещё пытался уговаривать. Лариса стояла на своём.
Через неделю грянул новый скандал. За завтраком Виктор небрежно бросил:
— Давай дачу продадим? На первый взнос хватит.
Хорошо, что Лариса сидела. Это был уже не вопрос — требование.
— Витя, мы с отцом всю жизнь на этот дом пахали. Он душу вложил. И я не продам его ещё и потому, что ты с деньгами как обезьяна с гранатой.
— Ну а тебе-то зачем? Ты же одна. А нам бы ипотека — жили бы отдельно.
Лариса остолбенела. Он ударил по самому больному. Она до сих пор плакала по ночам, вспоминая Виталия.
— Я в смысле… — замялся сын. — Тебе одной с домом не справиться.
Повесила тишина. Лариса поняла: они выжмут из неё всё. А потом?
Нет, хватит.
— У вас три дня, чтобы съехать, — ледяным тоном сказала она. — Куда угодно. С беременностью, кроваткой и ипотекой. Достало.
Тишина. Глухая. Месяц — ни звонка, ни сообщения.
Лариса стала лучше спать. Не было утренней беготни, нытья Юли о «потерянных» вещах.
Но просыпаться стало тяжелее.
Кухня пустовала. Молоко кисло, потому что его некому пить. Не нужно было готовить ужин. Телевизор молчал.
По пятницам Лариса ездила на дачу. Снег ещё лежал, но солнце грело. В первый раз, переступив порог, она вдохнула знакомый запах дерева. В воздухе витали слова Виталия:
— Будем здесь жить, Ларчик. Может, с внуками.
Она сидела на лавке, вспоминая, как спорили о покраске ставней, о яблоне — рубить или оставить. Он настоял оставить.
Теперь это дерево — единственное, что ещё даст плоды.
По дороге встретила соседку Тамару.
— Твоего Виктора видела. На стройке подрабатывает. Живут у подруги Юли. Живот уже видно.
Лариса кивнула, глядя в небо. Копаться в чужой семье не хотелось. «Чужой…» — усмехнулась она про себя. Когда сын стал для неё чужим?
Вечером она достала альбом. Вот Виктор на плечах у Виталия — весь в краске, смеётся. Вот выпускной — костюм мешковат, глаза горят.
Он всегда хотел быть сильным. Лариса вспомнила, как в пять лет он защищал щенка от хулиганов. Сам дрожал, но не убежал. Потом подоспел Виталий. Каким хорошим был её сын…
Рука потянулась к телефону. Хотелось написать, что любит его, хочет быть рядом — но не тащить на себе. Стерла сообщение.
Пусть сам справляется. Это его путь.
…Прошёл месяц. Лариса чистила картошку, когда зазвонил старый телефон. Обычно звонили только по плохим новостям.
— Алло? — осторожно сказала она.
— Лариса Викторовна? Это Ольга, мама под”Здравствуйте, ваш сын попал в аварию — руку сломал, но жив, и мы не знаем, что делать,” — сказала Ольга, и Лариса, схватив сумку, вышла в холодный вечер, понимая, что даже сейчас, после всего, она не сможет просто отвернуться.
