— Зачем тебе одной это?
— Ты меня чёрствой называешь?! Меня?! Это ты сперва забыл о сохранности денег, потом о всех приличиях, а теперь беременную ко мне в дом притащил и требуешь комнату побольше! Как тебе такое, а, Ваня?
Людмила говорила резко, но честно. Она не нападала. Нет, она просто защищала своё.
А Иван ходил по комнате так, будто выискивал слабые места, готовился к атаке. По нему было видно — он ни в чём себя не винил.
…Всё началось давно. С того дня, когда Людмила с Геннадием, царствие ему небесное, переехали в свою первую квартиру. Даже без кровати — спали на матрасе. Постепенно скопили на жильё для сына. Потом построили дачу под Москвой — просторную, с верандой, чтоб внуки бегали по саду.
Но Геннадий ушёл, когда Ваня только поступил в университет. Оставил жене всё: дом, память и единственную радость — сына.
Ваня окончил вуз, женился. У Людмилы появился внук. Она была счастлива. Но через год сын объявил о разводе.
— Не сошлись характерами. Не могу с ней жить, — сказал он, будто речь шла о случайном знакомстве. — Ну, мы договорились… Я оставил ей квартиру. Взамен она не будет требовать алименты.
Людмила схватилась за голову.
— Молодец, рыцарь. Карман пуст, а жесты широкие. Квартиру-то не ты покупал, — упрекнула она.
Тогда она уже понимала — расплачиваться за его «щедрость» придётся ей. Так и вышло.
Вскоре сын вернулся — с новой женой, Катей. И она уже была беременна.
Просились пожить «временно». Людмила согласилась. Сначала.
Она старалась быть доброй. Готовила, стирала, оставляла еду на плите — вдруг Кате захочется перекусить.
Но благодарности не дождалась.
Катя не работала, ссылаясь на беременность. Людмила молчала, хотя внутри кипела.
— Я бы до седьмого месяца пахала, — жаловалась она подруге Нине. — Денег нет, Ваня получает копейки. Она же видела, за кого выходит! А теперь лежит, как царевна.
— Ну, Люда, она же в положении… — успокоила Нина.
— В положении — не болезнь. Я тоже рожала, но голову не теряла. Они ко мне приползут, когда на коляску не хватит?
Уборка тоже стала её заботой. В комнате Вани — пыль, грязные чашки, пятна на полу.
А сам Ваня будто жил в другом мире. Пропадал на работе, дома утыкался в телефон, изредка гладил Кате живот и шёл курить во двор.
Денег у них не прибавлялось.
— Мам, давай поменяемся комнатами? Нам кроватку некуда ставить, — сказал он как о чём-то обычном.
Людмила онемела. Перед глазами промелькнули годы с Геннадием: как они красили стены, выбирали мебель, как он говорил, что их дом — крепость.
А теперь эту крепость разбирали по кирпичику.
— До родов ещё четыре месяца. Вы ведь временно тут?
Он опустил взгляд. Катя отвернулась. Стало ясно — они уже решили остаться.
Сын пытался уговорить её ещё несколько раз. Людмила не сдавалась.
А через неделю грянул скандал.
— Давай продадим дачу? На ипотеку хватит, — бросил Ваня за завтраком.
Людмила села. Это уже было не просьбой, а ультиматумом.
— Ваня, мы с отцом всю жизнь на этот дом копили. Он сам проект чертил! И я его не продам, особенно тебе — ты всё промотаешь.
— Ну а зачем он тебе? Ты же одна. А мы бы отдельно жили…
Людмилу будто ударили. Она до сих пор плакала по ночам, вспоминая Геннадия.
— Я имел в виду… — замялся Ваня. — Тебе же одной не потянуть дачу.
Тишина. Людмила вдруг поняла: они высосут из неё всё. И что будет с ней потом?
Нет, хватит.
— У вас три дня, чтобы съехать, — сказала она ледяным тоном. — Со своей беременностью, кроваткой и ипотекой. Хватит с меня.
Тишина. Полная. За месяц ни звонка, ни сообщения.
Людмила стала лучше спать. Не было бесконечных претензий Кати, шума по утрам.
Но просыпаться стало тяжелее.
На кухне — тихо. Молоко скисало, потому что некому было его пить. Телевизор молчал.
Каждую пятницу Людмила ездила на дачу. Снег ещё лежал, но пахло весной.
В первый раз сердце ёкнуло от знакомого запаха дерева. В воздухе витали слова Геннадия:
— Здесь наши внуки будут играть, Людка.
Она сидела на лавке, вспоминая, как они спорили о яблоне — рубить или оставить. Он настоял оставить.
Теперь это дерево — единственное, что ещё принесёт плоды.
По дороге встретила соседку Марину.
— Твоего Ваню видела. На стройке подрабатывает. Живут у подруги Кати. Живот уже большой.
Людмила кивнула, глядя в небо. Ей не хотелось лезть в чужую жизнь. «Чужую…» — усмехнулась она про себя. Когда сын стал для неё чужим?
Вечером она достала альбом. Вот Ваня на плечах у Геннадия — весь в краске, смеётся. Вот выпускной — костюм мешковатый, глаза горят.
Он всегда хотел быть сильным. Она вспомнила, как в детстве он заступался за щенка — сам дрожал, но не убежал. Каким он был тогда…
Рука потянулась к телефону. Хотелось написать, что любит его, хочет быть рядом, но не жить за него. Но она стерла сообщение.
Пусть сам выбирает. Его жизнь.
…Прошёл месяц. Людмила чистила картошку, когда зазвонил старый домашний телефон. Сердце сжалось — такие звонки обычно не к добру.
— Алло? — осторожно сказала она.
— Людмила Степановна? Это Оксана, мама подруги Кати. Ваш сын у нас… Попал в аварию. Руку сломал.
Голос усталый, но доброжелательный.
— Извините за звонок, но ему помощь нужна. Работы нет, Катя тоже не одна…
Через час Людмила ехала в автобусе. В сумке — гречка, котлеты, сок. Его любимый.
Оксана встретила её у двери. Усталая, в халате.
— Он в зале. Только не пугайтесь…
Ваня выглядел ужасно. Худой, грязный, рука в гипсе. Глаза тусклые. Катя сиОна опустилась рядом с сыном на колени, обняла его и прошептала: “Всё будет хорошо, сынок, но теперь ты должен научиться стоять на своих ногах”.