Старые письма
Когда почтальон перестал подниматься на этажи и стал бросать газеты и конверты внизу, у входа, Анна Сергеевна сначала возмущалась. Потом смирилась. Теперь её утро начиналось с того, что она спускалась по лестнице, держась за холодные перила, и заглядывала в старый зелёный ящик с отогнутой дверцей.
Ящик был ещё из восьмидесятых, с облупившейся краской и кривым номером «12». Он скрипел, когда открывался, и Анна каждый раз думала, что он однажды совсем отвалится, и тогда где она будет находить письма Веры.
Письма приходили нерегулярно иногда через неделю, иногда через месяц. Но всё равно приходили. Узкий конверт, аккуратный наклонный почерк, лёгкий аромат дешёвых духов. Анна поднималась обратно, ставила чайник на плиту, садилась к столу и открывала конверт по шву, чтобы не порвать бумагу.
Вера жила в другом городе, за тысячу километров. Когдато они делили одну комнату в общежитии медицинского института, зубрили анатомию и делили одну банку тушёнки. Потом у Веры началась семейная жизнь, у Анны работа в поликлинике, поздний брак, дочь. Они разъехались, но не разошлись. Письма держали их связь тонкой, но крепкой ниткой.
Вера писала про дачу, про соседку, которая опять посадила не те помидоры, про сына, который всё никак не решится уйти от своей вечно недовольной жены. Про давление, которое «скачет, как козёл», и про новые таблетки, которые ей выписали. Между строк чувствовалась прежняя Вера весёлая, упрямая, с лёгкой иронией.
Анна отвечала вечером, когда в квартире становилось тихо. Дочь жила отдельно, внук приезжал по выходным. В будни слышно было лишь тиканье часов, гудение лифта за стеной и шелест её ручки по бумаге. Она рассказывала про поликлинику, где подрабатывала терапевтом, про соседей, которые постоянно ссорятся изза парковочного места, про внука, ставшего «айтишником» и говорящего на своём языке.
Ей нравился сам ритуал: взять чистый лист, выровнять его, мысленно обвести день, решить, что рассказать Вере, а что оставить при себе. Письмо было маленьким вечерним итогом. Она писала неторопливо, вчитываясь в каждое слово, будто слышала, как Вера будет читать.
Однажды внук Серёжа пришёл с коробкой.
Баб, сказал он, вынимая новый смартфон, хватит уже с твоим кнопочным, пора в двадцатьпервый век.
А я что, в девятнадцатом живу? улыбнулась Анна, но приняла телефон. Тонкий, тяжёлый, стеклянный. Ей было страшно даже держать его, будто уронит и стипендия Серёжи пропадёт.
Всё просто. Смотри. Серёжа проводил пальцем по экрану, и он вспыхнул яркими квадратиками. Это мессенджер, можно писать мгновенно, голосом, картинками.
А почта чем плоха? улыбнулась Анна, но в глазах заблестел интерес.
Почта хороша, когда пришла открытка из Крыма. А тут можно с Верой общаться каждый день.
Серёжа уже знал Веру. Анна иногда читала ему отрывки её писем. Внук хмыкал: «Крутая подруга». И решил, что и Веру надо осчастливить.
Только Вера этим поморщилась Анна, телефоном не пользуется, у неё старый кнопочный. Она говорила
А внуки у неё есть?
Есть внучка, Вика, студентка.
Значит, разберёмся. Вы напишете ей письмо, попросите Вику помочь, а я пока всё настрою.
Он поставил телефон на стол, подключил к розетке, ввёл какието данные. Анна наблюдала, как светятся полоски загрузки, чувствуя одновременно глупость и волнение.
Вечером она села за стол, но рядом с листом лежал новый телефон, молча показывающий время и погоду. Достала конверт, аккуратно выписала адрес Веры и в конце добавила: «Вера, Серёжа мне купил телефон, теперь письма можно отправлять через него. Если Вика у тебя будет, пусть тоже посмотрит. Может, и мы научимся. Хотя я уже старая кошка». Закрыла конверт и на следующий день опустила его в большой почтовый ящик у подъезда не в свой зелёный с номером, а в общий, с прорезью для писем.
Ответ пришёл через две недели. Вера писала: «Ты, конечно, отсталая, но я ещё дальше. Вика смеётся, говорит, что всё можно. Приеду к тебе в выходные, покажу, как это работает. Так что, Аннушка, удивляй. Вика сказала, что как только приеду в твой город, всё настроит. А то и сама приедет. Представляешь, я буду тебе сообщения писать, как молодёжь». Анна рассмеялась, чувствуя тот же азарт, с которым Вера училась ездить на мотоцикле бывшего мужа.
Через месяц Серёжа пришёл снова, сел рядом и стал терпеливо показывать, как нажимать, куда смотреть.
Вот, сказал он, это чат. Сначала я добавлю себя, потренируемся. Он набрал пару фраз, телефон тихо звякнул, экран вспыхнул. Анна вздрогнула.
Не бойтесь, это просто уведомление. Нажимайте сюда.
Она нажала, увидела: «Привет, бабушка! Это тренировка». Пальцы дрожали, но она ввела «Привет. Вижу». Ошиблась, получился «виху». Серёжа рассмеялся, но быстро исправил.
К вечеру она уже могла сама открыть чат, написать короткую фразу, отправить. Голосовые сообщения её пугали, но Серёжа сказал, что это позже.
В начале осени Вера объявилась в мессенджере. На экране появилось новое сообщение от незнакомого номера: «Аннушка, это я. Вера. Вика настроила. Привет тебе из нашего болота». Анна долго смотрела на эти слова, будто Вера оказалась совсем рядом, за стеной, а не за тысячу километров.
Она набрала: «Вера! Я тебя вижу. Читаю. Как ты?» и отправила, затаив дыхание. Ответ пришёл через минуту: «Жива пока. Давление шалит, но я не боюсь. Ты как? Серёжа тебя мучает своим прогрессом?». Она рассмеялась, написала про Серёжу, про поликлинику, про соседку, которая опять ругалась с управляющей. Пальцы иногда путались, но Вера всё понимала. В конце фразы она ставила жёлтый смайликлицо.
Это смайлик, пояснил Серёжа, заглядывая через плечо. Типа улыбается. Анна кивнула, решила смайликами не пользоваться, но иногда, когда Вера присылала особо колкую шутку, сама нажимала маленькую рожицу.
Переписка пошла бойко. Утром Анна проверяла телефон, как раньше проверяла почтовый ящик. Днём, между приёмами, украдкой заглядывала в экран, чтобы прочитать новое сообщение. Вечером они могли обменяться десятком коротких фраз. Общение стало быстрым, радостным и иногда тревожным. То, что раньше растягивалось на недели, теперь помещалось в пару строк.
Однажды Вера написала: «Представляешь, ко мне сосед по даче подкатывает. Старый хрыч, но глаза ещё бегают. Пришёл вчера с яблоками, говорит, давай чай пить. А я ему: давление, нельзя волноваться». Анна нахмурилась, вспомнила, как Вера жаловалась на одиночество и язвительно отзывалась о вдовцах, ищущих бесплатную сиделку.
Она быстро ответила: «Смотри, чтоб не сел тебе на шею. Потом не оторвёшься. Они все такие». Ответ пришёл почти сразу: «Спасибо, что так высоко думаешь о мужиках за семьдесят. Я сама разберусь». Анна почувствовала, как внутри чтото застряло. Она хотела написать: «Я просто переживаю», но остановилась. Последнее сообщение Веры не имело смайлика.
Вечером пришло ещё одно: «И вообще, ты будто радуешься, что у меня ничего не получится, чтобы я в старости с тобой переписывалась». Анна отложила телефон, пошла на кухню, налила чай, задумалась. Затем вернулась к столу, открыла чат, написала: «Ты не права. Я за тебя боюсь. Я видела, как такие мужчины кормят и лечат, а потом уходят». Ответа не было.
Ночью Анна несколько раз просыпалась, включала экран, смотрела на пустой чат. Утром пошла в поликлинику, но мысли всё возвращались к этим словам. Днём телефон пискнул: «Баб, как дела? Не забросила телефон?» ответила она коротко, а от Веры всё молчало.
Третий день Анна не выдержала и набрала номер Веры. Длинные гудки, никого нет. Поставила телефон, снова набрала тишина. «Может, уехала на дачу, связи нет», успокаивала себя она, но тревога росла.
Вечером, когда уже собиралась написать длинное извинение, пришло уведомление о голосовом сообщении. Она нажала, и услышала голос Вики, внучки Веры: «Анна Сергеевна, здравствуйте. Бабушка в больнице, был приступ, сейчас в реанимации, но уже лучше. Она просила передать, что не сердится и скоро напишет. Простите, что так, запись». Голос дрогнул, запись оборвалась.
Анна сидела, пока голос стих, потом нашла в шкафу старую папку с конвертами, достала чистый лист, начала писать: «Дорогая Вера». Писала о страхе, когда ты перестаёшь отвечать, о том, как глупо ссорились, о том, что никакой мужчина не стоит разрывать давнюю дружбу. О том, что если захочешь пить чай с соседом, она может, а Анна будет только радоваться, что у Веры всё хорошо. Конверт получился толстым, она опустила его в общий ящик у подъезда.
На следующий день написала Вике в мессенджере: «Вика, здравствуйте. Письмо бабушке отправила. Как она?» ответ: «Ей лучше, перевели в палату, пока слабая, но уже ругается на еду. Я ей прочитала ваше сообщение, она плакала, но улыбнулась. Сказала, что вы упрямая, но хорошая». Анна улыбнулась сквозь слёзы.
Дни шли, работа, новости, звонки дочери, телефон лежал рядом, как маленькое окно. Через неделю пришло сообщение от Веры: «Аннушка, пишу медленно, рука дрожит. Ты меня чуть не убила своим прогрессом. Вика говорит, что это шутка, но я не верю. Не сердись. Я тогда вспылила, сразу всех мужчин под одну гребёнку. Хотела почувствовать себя живой, а не только бабушкой с таблетками. Понимаешь?». Анна перечитала, потом ответила: «Поняла. Я тоже иногда хочу быть не только терапевтом и бабушкой. Прости, что советами навязываюсь. Я боюсь за тебя и за себя. Давай договоримся: ты рассказываешь всё, а я сначала думаю, потом пишу». В конце добавила маленький улыбающийся смайлик, нашла его среди десятков и нажала.
Вера коротко ответила: «Согласна. Минуту думать моя революция. Я горжусь. Пиши письма, не бросай. А в мессенджере будем болтать, как девчонки в общежитской коридоре». Анна расхохоталась, почти слыша её голос.
Вечером она достала новый конверт, положила его на стол рядом с телефоном два способа общения с одной подругой. Написала Вере о поликлинике, о том, как главный врач опять пытался заставить всех выйти в выходные, а старшая медсестра подняла бунт. О соседке снизу, которая наконец сделала ремонт и перестала жаловаться на протекающий потолок. О том, как во сне они с Верой бегали по коридору в халатах. Когда письмо было готово, сфотографировала его телефоном и отправила Вере в чат: «Вот спойлер. Остальное придёт по почте». Вера быстро ответила: «Ты издеваешься. Теперь жду и письма, и конверта. Сердце не выдержит такой интриги». Затем добавила: «Вика говорит, что могу записать голосовое, но я стесняюсь». Анна написала: «Записывай, что хочешь. Если что, будем делать вид, что связь прервалась».
Через пару минут пришло голосовое. Вера, хрипловатым, но знакомым голосом, сказала: «Вот я, звезда эфира. Говорят, я чуть не умерла, а я просто полежала, отдохнула от вас всех. Ты там не плачь, я тебя переживу, у меня планы. Нужно довести до ума соседа, пусть хоть ктото за мной ухаживает, кроме врачей». Анна слушала, ощущая, как напряжение уходит. Вера жива, упряма, смешлива.
Она нажала микрофон и, слегка дрожа, произнесла: «Вера, если ты меня переживёшь, я этого не прощу. И про соседа покажи, если он каждый день будет приносить яблоки, скажи честно, а я приеду и устрою вам разбор полётов». Голос тронул, но сообщение уже ушло.
Через минуту в чате появился ответ: «Слушаю тебя, думаю: живём мы как школьницы, боимся, что нас бросят, но пока никого не бросили. Даже твой внук, который меня теперь учит ставить эти рожицы». Потом ещё: «Давай так: если я в больнице или плохо ты пишешь бумажные письма, они медленные, но тёплые. Если всё нормально болтаем в мессенджере, но не каждые пять минут, иначе я от тебя устану». Анна ощутила, как внутри успокаивается. Простые правила: не звонить ночью, не требовать мгновенного ответа, не обижаться, если человек занят. И знать, что гдето там человек читает твои слова.
Она написала: «Договорились. И ещё: если захочешь пить чай с кемнибудь, не спрашивай у меня разрешения. Я могу только ворчать. Жить за тебя я не могу». В ответ был смайликподмигивание и фраза: «Вот это речь. Запишу и буду слушать, когда начну трусить». Осень плавно перейшла в зиму. Вера выписалась, но жаловалась на слабость, иногда пропадала на деньдва. Анна уже не паниковала каждый раз, когда молчала. Она бережно доставала блокнот, писала бумажное письмо, опускала его в ящик у подъезда.
Телефон лежал рядом, ещё один способ дотянуться до подруги. Иногда обсужСидя в теплом уюте кухни, Анна улыбнулась, глядя на телефон и конверт, и поняла, что дружба, как старый добрый чай, согревает даже в самые морозные зимы.
