У моей подруги Аграфены Снегирёвой язык подвешен, как у цыганской скрипки. Видала я барышень — эта хоть куда: прыткая, с норовом, да и пройдоха ещё та. Но стоит ей скромницей прикинуться — так и потянет обнять, да за щёку потрепать. Мастерство, не спорю.
Помнится, отправились мы в автобусный тур. Народу набилось — яблоку негде упасть. Шофёром был суровый мужик, дядя Ваня. Дорога предстояла долгая, ночная, а сменщика у него не было. Окинул он нашу шумную ватагу взглядом и говорит:
— Ехать неблизко, как бы мне, грешному, за рулём не задремать. Девчата, кто составит компанию? Посидите рядом, побалагурите — а я потом отблагодарю.
Пассажиры покосились: водителя жалко, но и добровольцев бодрствовать с ним не находилось. Все мечтали завалиться на сиденья и проснуться уже на месте.
Выручила Снегирёва: согласилась развлекать дядю Ваню, пока прочие храпят. Перебралась вперёд, юбку подправила, глазки опустила — скромница хоть образ с неё пиши.
— Даже не знаю, о чём говорить, — вздохнула она. — Я ведь девушка робкая, но попробую.
Народ укладывался, дядя Ваня гнал по трассе, автобус пожирал вёрсты. Аграфена завела:
— О чём поговорим, командир? Может, про первую любовь? Было дело, давным-давно, лет этак девятнадцать…
— Вот это тема! — оживился дядя Ваня. — Я и сам когда-то… в прошлом веке. Давай, птаха!
— В те стародавние времена и настигла меня первая любовь, — начала Снегирёва. — Ну, или вторая… а то и третья. Точнее не скажу. В общем, в первой десятке. Имя кавалера раскрывать не стану. Назовём его… Васька.
Дядя Ваня крутил баранку, кивал. Аграфена нежно повествовала, как однажды они с Васькой встретились, и накрыла их такая страсть — прямо посреди ночного бульвара!
— Мы с Васькой поняли: шли друг к другу всю жизнь! — вещала она, сверкая глазами. — Вот прямо после ужина встали и пошли — навстречу судьбе! И сошлись на перекрёстке трёх дорог, когда на небе загорались звёзды, а по кабакам уже трещали первые рожи…
— Лихо загибаешь! — одобрил дядя Ваня. — Ну и как? Разошлись на всю катушку? Сошлись в страстном порыве?
— Всё бы ничего, да приткнуться негде было! — вздохнула Аграфена. — У меня нельзя, у Васьки нельзя. У друзей все углы заняты, на съёмную хату денег нет…
— Знакомо! — хохотнул дядя Ваня. — Бывало у меня в молодости такое! Горячка бьёт, баба готова на всё, а ночевать негде. Хоть под забором вались!
— Искали мы уголок, да без толку, — продолжала Аграфена. — От отчаяния даже в парке на скамейки заглянули — а там тоже все заняты! Эпидемия какая-то! Тут Васька и говорит: «Ну, ладно, милая, может, в другой раз?»
Сон с дяди Вани как ветром сдуло. Он взревел так, что чуть руль не выронил.
— Чего?! Какой ещё «другой раз»? Твой Васька — просто шляпа! Будь я на его месте… Где ты такого раздолбая откопала?!
Снегирёва рассмеялась, словно русалка из сказки.
— Шучу, дядя Ваня! Васька-то умный был. Провёл меня в знакомую высотку, где люк на крыше не запирался…
— А, вот оно что! — успокоился шофёр. — Крыша тоже сойдёт, была бы девка хороша да ночь темна. Звёзды, облака, романтика… Вот у нас как-то на автобазе, в сеновале… да ладно, неинтересно. Продолжай, Графа.
Когда Аграфена разойдётся, в красноречии ей нет равных. Она с придыханием описала, как они с Васькой казались себе букашками под звёздным небом, а над ними — лишь вечность да бескрайняя Вселенная!
— …задыхаясь от страсти, мы начали раздеваться… — шёпотом вещала она. — На мне был узорчатый топ с хитрыми застёжками. Ногти ломала — еле расстегнула! Юбка, лёгкая, как пух, соскользнула, обнажив кожу белее молока… ветер играл моими непослушными кудрями… о, тогда у меня были локоны — загляденье!
Дядя Ваня кряхтел и рычал — какое там засыпать? Аграфена и сейчас картинка, а представь её в девятнадцать — весь автобус слюной захлебнётся.
— Я сбросила с себя всё до нитки, спеша сгореть в пламени любви! — декламировала она. — Вот в полутьме мелькнула тонкая полоска белья… нас окутал пряный аромат кожи, дрожи, томления… И тут Васька сказал…
— Ну?! Ну?! — дядя Ваня аж привстал. — Что он ляпнул?!
— Он сказал: «Классно смотришься, Графа! Разденься ещё раз?»
Бедный шофёр чуть в обморок не грохнулся, но, к счастью, удержал автобус на дороге.
— Перед ним голая баба, а он «разденься ещё раз»?! — заорал он. — Да он совсем рехнулся?! Я б его так отдубасил, что все пломбы вылетели бы! Но врать ты мастерица — это факт. Ярко! Тебе бы в «телефонные грёзы» устраиваться.
Автобус нёсся, мелькали редкие огни. Аграфена перешла к кульминации. Она вдохновенно описала, как их тела слились в едином порыве, сердца стучали, как набат, в ушах гудел ураган, а каждое прикосновение жгло, будто огонь…
— И?.. и?.. — подналёживал дядя Ваня. — Не тяни, Графа! Эх, где мои молодые годы!
— …и тут Васька сказал: «Промахнулся!» — закончила Аграфена.
Снегирёва залилась смехом, дядя Ваня орал и колотил по рулю. Ну а весь автобус, само собой, слушал, раскрыв рты — никто и не думал спать. В общем, поездка выдалась бодрой. Потом хитрая Аграфена призналась:
— Так им и надо! Хотели за счёт меня выспаться? Не вышло. Раз я не сплю — пусть иВот так и доехали — все уставшие, но смеющиеся, а дядя Ваня потом ещё неделю по всему гаражу рассказывал, какая у нас Аграфена рассказчица.
