Галина, старшая дочь, давно уже отменила себе замужество её характер твёрдый, а требования к жениху почти железные, так что к тридцати годам она превратилась в настоящую «женскую» отмель, от которой мужчины отваливаются, как от шипов.
Приблуда, почти как клятва произнесла она, и младшая сестра, Злата, полноватая и весёлая, лишь одобрительно хихнула. Мама, Мария Петровна, молчала, но по её хмурому лицу было ясно: даже невестка ей не по вкусу. Ведь единственный сын, опора семьи, вернулся из армии с женой, а у неё ни отца, ни матери, ни копейки в кармане. Ничего не известно: в детском доме росла или по родне «перебиралась». Толя, как обычно, отшучивался, мол, не волнуйся, мать, мы и так уже богатство себе построим. А ты всё о ней воровке, аферистке думаешь, кто знает, сколько их сейчас по городу!
Варвара Никитична с того момента, как Приблуда поселилась в доме, почти не спала. В половине глаз её проскальзывали дремучие мысли: «Куда бы она только в шкафах не нырнула?» Дочери подзуживали, мол, прятай ценные вещи, шубы, золотишко, а то утром проснёмся, а всё в барахле».
Толя, конечно, молчал, но за месяц уже успел всё проглотить: «Кого ты привёл в дом, где же твоя голова?», подшучивали.
А жить-то надо, и Приблуда стала как будто на место ставиться. Дом в Тульском районе огород на тридцать соток, три кабанчика в загоне, птицы кони не сосчитали. Работа была тяжёлая, но Приблуда не жаловалась: и животных вела, и еду готовила, и в доме убиралась, старалась маме понравиться. Как бы ни выстелила она дом золотом, если в сердце мамы не место, всё будет криком.
Первый же день Приблуда сказала, будто отрезала:
Зови меня по имениотчеству, так будет лучше. Дочери у меня уже есть, а ты, как ни старайся, мне не станешь роднее.
С тех пор её называли Варварой Никитичей, а сама мать её просто «невестка» не называла. Всё, что могла сказать «надо сделать», и больше ничего. Золовки ей не давали ни малейшего спуска, каждое слово в строку. Иногда мать даже приходилось удерживать дочерей от споров, не из жалости к Приблуде, а чтобы в доме был порядок, а не крики.
Жизнь вроде бы налаживалась, пока Толя не разошёлся по свету. С утра до вечера два голоса скандируют: «На ком женился?», а Галина познакомила его с какойнибудь подружкой, и всё закрутилось. Золовки радовались: «Теперь эта ненавистная Приблуда уйдёт». Мама молчала, а Приблуда делала вид, что ничего не случилось, лишь глаза её стали печальны.
И вдруг, как гром среди ясного неба, две новости: Приблуда ждёт ребёнка, а Толя с ней разводится.
Не будет так, возмутилась мать. Я тебе её в жёны не сватала!
Но если женился, так живи! Вскоре родилась девочка, назвали её Варушка. Мама, узнав, лишь улыбнулась, но радости в глазах был явно.
Внешне в доме всё осталось тем же, лишь Толя забыл дорогу домой. Мама, конечно, переживала, но скрывала это. Внуку дала всё: подарки, сладости. Шурка, мать дочери, в своё время не простила, что её сын ушёл, но ни словом, ни намёком её не обвиняла.
Прошло десять лет. Сестры вышли замуж, и в большом доме остались трое: мама, Шурка и Варушка. Толя пошёл в армию снова и уехал с новой женой на север. К Шурке подошёл один отставной военный, старше её, с женой уже разведен, оставив ей квартиру, а сам живёт в общежитии. Работает, получает пенсию, выглядит надёжным. Шурка понравилась ему, но куда её вести? К свекрови?
Он, конечно, пришёл к маме, крикнул:
Варвара Никитична, я люблю Шуру, без неё жить не могу.
Мама лишь чуть улыбнулась:
Любишь? Хорошо, живите вместе.
Но добавила:
Варьёшку я не отдам. Живите у меня.
Так они и стали жить все вместе. Соседи обсуждали, как «чокнутая» Варвара Никитична отгоняет сына из дома, а Приблуда с «хахалем» приняла. Слово «ленивый» не прозвучало. Варвара никому не отвечала, держалась гордо, не обсуждала молодёжь, а Шурка родила Катюшу. Мама не могла радоваться своим внучкам, хотя они и были её родными.
Вдруг беда: Шурка тяжело заболела. Муж бросил её, даже в запой ушёл. Мама без лишних слов сняла деньги с книжки, перевезла её в Москву, выписала все лекарства, куда ни шло.
Утром Шурка попросила куриный бульон. Мама быстро зарубила курицу, отварила. Когда принесли, Шурка заплакала, а мама, которой никогда не видели плачущей, тоже расплакалась:
Что ты, дитя, уходишь от меня, когда я тебя полюбила?
Потом успокоилась, стиснула слёзы и сказала:
Не волнуйся за детей, они не пропадут.
И больше не плакала, сидела рядом, держала её за руку, тихо гладила, будто прощения просила.
Через ещё десять лет Варушка вышла замуж, родила сына, назвали его Александр в честь приёмного отца. Бабушка Варя была похоронена рядом с Шуркой.
Так они и лежат рядом: невестка и свекровь, а между ними этой весной проросла берёзка, ни откуда, как будто прощальный привет от Шурки или последнее «прости» от мамы.
