**Мамка для Лидки**
— Ванька, иди кушать, — ласково позвала няня Галя.
— Не буду, — упрямо буркнул он, уткнувшись носом в стекло.
— Ванюша, пошли.
— Не-е-ет! — завопил он, забив худыми ножками в серых колготках. — Не-е-ет, мамка там!
— Мама позже придёт, иди ко мне.
— Это что за безобразие? Галина Петровна, у вас тут цирк, что ли? Быстро за стол!
Злая тётка вцепилась ему в воротник и потащила к столу, суя в рот холодную, склизкую кашу. Ваня кричал, вырывался, а она давила ложкой.
— Жри, дрянь, жри!
Другие ребята быстро застучали ложками по алюминиевым мискам.
— За что вы так, Лидия Ивановна? Они же дети… — шмыгнула носом няня Галя.
— Какие дети? — фыркнула та. — Будущие уголовники, как их мамаши. Воровки да убийцы.
— А-а-а! — Ваня свалился на пол, весь красный, закатив глаза. — К мамке хо-о-очу! Ма-а-амка!
— Заткнись, гадёныш!
— Что за шум? — в дверях возникла вторая воспитательница, и даже Ваня замолчал. — В чём дело?
— Да вот, бунтует, есть не хочет.
— Чей?
— Чумаковой.
— А, этой помешанной. Выводи его, мать пришла.
Ваня взвизгнул и рванул вперёд, вцепившись в худые, костлявые коленки.
— Мамка, мамка…
Мамка рухнула на пол, осыпая сына поцелуями, сжимая его тонкие ручки-прутики. Шёпотом говорила что-то, только им двоим понятное.
— Ой, не могу, девки, смотреть… — всхлипнула старая нянечка, баба Нюра. — Старею, что ли? Как он её любит… А она?
Пусть и шальная, пусть с роду бешеная — другим матерям учиться у неё надо. Вон как трясётся над ним, а сама-то чуть из земли вылезла.
— Пф, любит… Послабления она любит. Скоро этого заберут, а она ещё нарожает. Знаю я их…
— Злая ты, Лида.
— А что не так? Найдёт к кому пристроиться — глядишь, срок сократят.
— Ты же женщина! Разве так можно?
— Да ей детей не понять, — буркнул кто-то из персонала.
— Ну и что? У Гали Петровны своих нет, а душу не очерствела. Прости, Галя…
— Хватит святош разводить! Им плевать, сколько и от кого рожать.
Пока здесь — любит. А вот стукнет пацану три года — в детдом его, а не к родне. Значит, не нужен он ей. Развели тут…
Галя шла домой, обдумывая слова Лидии. Может, та права? Грубо, но ведь правда?
Привязалась она к этому мальчишке, к его матери — глазастой Лидке, Чумаковой Анне, по тяжёлой статье сидящей. Ох…
Гале уже пора на пенсию — денег скопила, домик в деревне ждёт. Раньше мать там жила, а теперь… Права баба Нюра: одна на всём белом свете.
Но душой не очерствела.
Сколько лет детей зеков воспитывала — ни к кому не прикипала. А тут… Ванька ей в сердце въелся.
Стоит у окна, ждёт мамку. Чует маленьким сердечком — вот-вот придёт…
— Мамка…
— Ванюшка…
Сидим, ревём. Ну что с ними делать?
— Лидка, — позвала Галя. Та обернулась — взгляд колючий, улыбка пропала. — Лидка, поговорить надо.
Не привыкла девчонка доверять.
— Тебе-то зачем мне помогать? — спросила, выслушав.
— Да мне не тебе, а себе. Одна я, Лида. Ванька мне как внук, а ты… могла бы дочкой стать. — Поспешно добавила: — Не навязываюсь. Просто тяжело ему будет… отвыкнет.
— Подумаю, — бросила та и ушла.
Два дня думала Лидка.
— Ты чего, Чумакова? На победу задумалась? Мальца-то скоро в приют передадут.
Не ответила Анна, только задумчиво взглянула.
— Заболела, что ли? — шептались зечки.
— Вы… правду тогда говорили?
— Правду, Лидка.
Та вздрогнула: «бабушка» — так в детстве звала…
— А как вы это провернёте? Вы мне чужая.
— Нам помогут. Давай попробуем. Не выйдет — я в тот приют устроюсь, буду рядом сколько надо.
— Зачем вам это? Мне платить нечем.
— Я же сказала… Ванюшка мне платит. Любовью.
— Ладно. Давайте.
Ни улыбки, ни спасибо.
Что только ни делала Галя, но… получилось. Ванюшку оставили.
— Спасибо, — сухо сказала Лида.
— Мамка, я с бабкой поеду на паровозике, потом к тебе приеду, заберу.
Вытирает слёзы Лида, улыбается сыну.
А дни тянутся ещё тягучее. Разве такой жизни хотела?
Как-то вызвали на длительное свидание.
— Чумакова, к тебе.
Впервые за три года… Неужели он?
— Мать твоя. Иди.
— Ма-а-ать? Нет, не пойду! Скажите, что я… больна. Или умерла!
— Иди, шальная, ждут. В карцер охота?
Еле плетётся. Охранница толкает в спину — и вот она в комнате…
— Ванька! Сыночек!
Как же она не догадалась? Конечно, это няня Галя…
Трое суток вместе. К вечеру третьего дня разговорились.
— С бабкой жила. Мать свою жизнь устраивала. А как бабки не стало, забрала меня. Дом продала — а он ведь мой по завещанию…
Сначала даже весело было. Мамка ничего не запрещала: хочешь — в школу не ходи, курить — кури.
Потом мужика нашла. Сначала норм был, потом воспитывать начал. Бить. Её и меня.
В шестнадцать с Сергеем познакомилась. Год встречались. А потом… этот избил и…
— Ох, Господи…
— Серёга вовремя пришёл. Этот ничего не успел. Мать сбежала.
Сергей тогда его… тот харкал кровью.
Не трогал какое-то время, а потом снова… Ну и…
— Это Сергей-то твой? Ты… беременная, несовершеннолетняя… Вот оно что. Ты же Ваньку уже здесь родила, тебе восемнадцать почти было. Он тебя уговориИ прижали они друг друга крепко, зная, что теперь их семье уже ничего не страшно, а впереди — только светлые дни, полные любви и тепла.
