Холодный приём: как мечты о семейном застолье разбились о равнодушие родных
В маленьком городке под Владимиром Надежда с нетерпением ждала встречи со свекром и свекровью. Она представляла душевные посиделки, ароматный шашлык, весёлые разговоры за щедро накрытым столом. Её муж, Дмитрий, уверял, что его родители, Геннадий Петрович и Лидия Семёновна, радушные хозяева, и Надежда верила, что этот вечер сблизит их. Но действительность оказалась горькой, словно ледяной ветер, встретивший их у крыльца.
Дорога заняла немало времени, и к дому родных они добрались уже затемно. Погода не радовала: низкие тучи, мелкий дождь, пронизывающий холод. Надежда надела своё самое красивое платье, но вместо объятий её ждал лишь короткий кивок. Лидия Семёновна, приоткрыв дверь, бросила: «Подождите в беседке». Надежда онемела. В такую погоду? Но Дмитрий, привыкший к маминой сдержанности, лишь вздохнул и повёл жену во двор.
Беседка оказалась ветхой, с потрескавшимися досками и щелями, откуда задувал сырой ветер. Надежда дрожала, кутаясь в лёгкий шарф. Она пыталась сохранять улыбку, но внутри клубилась обида. «Может, они ещё накрывают стол?» — думала она, цепляясь за последнюю надежду. Дмитрий принёс старый плед, но он почти не спасал от промозглости. Родители не спешили звать их в дом. Геннадий Петрович, выглянув на крыльцо, крикнул, что мясо ещё не готово, и исчез. Надежда почувствовала себя лишней, чужой в этом доме.
Час прошёл, потом ещё один. Дождь усиливался, стуча по прохудившейся крыше, но запаха шашлыка всё не было. Надежда смотрела на Дмитрия, ожидая, что он вмешается, но муж молча листал телефон. Её терпение порвалось, как перетёртая верёвка. «Мы что, так и будем мокнуть здесь?» — наконец сорвалось у неё. Дмитрий лишь пробормотал, что мать скоро всё подаст. Но «скоро» растянулось ещё на два часа, пока холод и голод не стали невыносимыми.
Наконец Лидия Семёновна вышла с подносом. Надежда ждала увидеть хотя бы скромное, но душевное угощение, но её ждало новое разочарование. Шашлык был пересушенным, как подошва, а к нему — только тарелка с резаными огурцами и луком. Ни хлеба, ни соуса, ни даже стакана чая. «Кушайте, пока не остыло», — бросила свекровь и ушла, оставив их одних. Надежда смотрела на эту жалкую трапезу и чувствовала, как слёзы подступают к глазам. Это было не угощение — это было унижение.
Дмитрий ел, не поднимая глаз, но Надежда не выдержала. «Почему нас даже в дом не пустили? — прошептала она. — Мы же не посторонние!» Дмитрий замолчал, пробормотав что-то про «они всегда так», но его оправдания звучали пусто. Надежда вдруг осознала: для них она так и осталась чужой. Женой их сына, которую можно оставить под дождём, не удостоив даже места за столом.
Обратный путь прошёл в тяжёлом молчании. Надежда смотрела в окно, где мелькали мокрые поля, и понимала: её надежды на близость с семьёй мужа разбиты. Она вспоминала, как в её доме встречали гостей — с хлебом, солью, с открытым сердцем. А здесь? Холод, скупость, безразличие. Это был не просто неудачный вечер — это был знаком того, что между ними навсегда останется стена.
Дома Надежда долго ворочалась в кровати. Она раздумывала, стоит ли говорить Дмитрию, как больно ей было. Но чувствовала — он не поймёт. Он вырос в этом холоде, для него это привычно. А для неё — рана. Она поклялась не возвращаться к ним, пока не почувствует уважения. Но в глубине души её глодал страх: а вдруг этот холод останется между ними навсегда? Выдержит ли их брак такое равнодушие? Или её чувства к Дмитрию растают, как тот дождь, что промочил её в той злосчастной беседке?
