После смерти отца Настя с мужем решили продать дом в деревне под Вологдой. Настя ждала ребёнка, и деньги нужны были на трёхкомнатную квартиру в областном центре.
Стоял тёплый сентябрь. Настя оглядывала родную деревню и не узнавала её. За последний год понаставили высоких заборов, на месте старых покосившихся изб выросли крепкие дома с яркими крышами. Только их дом остался таким же, как в воспоминаниях.
Владимир припарковал старенькую «Ладу» перед крыльцом. Настя вышла и потянулась, вдыхая знакомый с детства запах хвои и речной воды. От непривычно чистого воздуха даже голова закружилась. Она отперла дверь и шагнула внутрь. Дом казался меньше, будто съёжился за годы их отсутствия.
Год здесь никто не жил. После смерти матери отец приезжал один — в лес за грибами, на реку с удочкой. Даже прошлой осенью, уже больной, рвался сюда, утверждал, что здешний воздух лечит лучше лекарств.
В начале мая они привезли его сюда в последний раз. Настя сразу поняла: он не сможет жить один. Уговорила вернуться в город. Через месяц отец слег, а в сентябре его не стало.
Они с Владимиром — городские, не станут каждые выходные мотаться за сотню вёрст. Да и отпуск давно проводят на Чёрном море. Без хозяина дом быстро придёт в упадок. Вот и решили продать, пока он ещё крепкий. Если со временем потянет к тишине и лесу — купят дачу поближе.
Глаза Насти наполнились слезами. Дом достался от бабушки с дедушкой. Сначала умерла мать, потом они, а теперь и отец.
Она остановилась перед старым портретом на стене. Владимир занёс сумки, обнял её сзади.
— Не видел у тебя такой фотографии. Сколько тебе тут? — спросил он, рассматривая снимок.
— Это не я, а мама. Лет шестнадцать, наверное.
— Вы как две капли воды. Думал, ты. — Он заглянул ей в лицо. — Дай ведро, схожу за водой, вскипятим чай.
Настя шмыгнула носом и направилась на кухню. Вернулась с оцинкованным ведром.
— Оно перевёрнутым стояло. Но сполосни. Колонка через два дома.
— Да знаю я, — буркнул Владимир, выходя во двор.
На кухне плитка не включилась. «Пробки», — догадалась Настя. Они лежали под счётчиком. Вкрутила, проверила ладонью — диск уже теплел.
Огляделась. Ничего брать не станет, разве что мамин портрет. Надо сходить к соседям, предложить вещи.
После чая зашла к тёте Гале через низкий забор.
— Продаёте? — сразу спросила соседка.
— Да, — кивнула Настя.
— Зайду, посмотрю, хоть и своего добра хватает. Остальным сказать?
— Спасибо.
Вернувшись, застала Владимира за разбором хлама у печки. В доме пахло сыростью. Пока он растапливал, Настя полезла на чердак по скрипучей лестнице.
— Может, я? — предложил муж, отрываясь от бумаг.
— Сама.
В детстве она боялась чердака. По ночам слышались шаги. Отец уверял, что это коты или брёвна остывают после жары. Но Настя всё равно натягивала одеяло на голову.
Сейчас через маленькое окошко лился солнечный свет, в лучах кружились пылинки.
— И ничего тут страшного, — вслух сказала Настя.
В углах зашевелились тени. Она осторожно обходила паутину, свисающую с балок. В одной коробке нашлись ёлочные игрушки. «Бабушка наряжала ёлку», — удивилась Настя. Она никогда не бывала здесь зимой.
В другой — детские игрушки, которых она не помнила. В углу стояла старая прялка. Ничего ценного. Уже уходя, заметила уголок тетради, торчащий из-под доски.
Потянула — на свет появился потрёпанный дневник. Листы пожелтели, слиплись от времени. Записи с датами. Мамины.
Читать чужие дневники неправильно. Но мамы нет давно, а её мысли остались. Да и зачем писать, если не для того, чтобы кто-то прочёл? Почему она спрятала его так далеко?
Настя села на перевёрнутый ящик, открыла наугад.
**21.06.1988.** Вчера приехал Виктор. Как он изменился! Сегодня встретились у реки. Он уже плавал. Вылез, увидев меня — на две головы выше! Рядом с ним чувствую себя маленькой…
**23.06.** Сказал, что я красивая. Смотрел так, что щёки горели. Думаю только о нём…
Настя оторвалась от страницы. Она знала мать взрослой, а тут — девчонка, влюблённая не в отца. Стало неловко. Но любопытство победило, листала дальше.
**25.08.** Он уехал. Будь я птицей — полетела бы следом. Вряд ли вернётся — поступает в институт. Неужели всё?
Дальше — прыжок на семь лет. Видимо, мама забыла дневник здесь.
**6.07.1995.** Владимир уговорил поехать к отцу. Сам остался — смена на работе. Отец рад. Пекла пирог — почти как у мамы. Держится, хотя до сих пор тоскует. А дом… кажется меньше.
Настя удивилась — та же мысль пришла ей в голову.
**…Видела Виктора.** Поздоровались издали. Я — замужняя женщина, люблю мужа. Но сердце ёкнуло…
**7.07.** Пришёл на реку, когда я полоскала бельё. Ушла, будто не заметила. Но его взгляд… лучше бы провалиться.
Перелистнула страницу — засохший василёк рассыпался от прикосновения.
**15.07.** Что я наделала?! Нет мне оправдания…
**16.07.** Владимир звонил — не приедет, срочная командировка. И слава Богу! Не могу смотреть ему в глаза… А вдруг он тоже… Нет, я-то знаю, за что себя ненавижу.
**24.07.** Владимир здесь. Так по нему соскучилась… Чувствую себя дрянью. Виктора не избежать — стоит выйти, он тут как тут.
**25.07.** Отец с Владимиром ходили на рыбалку. Он поймал щуку — радовался, как мальчишка. Через неделю уезжаем. Вернусь — и всё забудется…
Последняя запись — **6.08.** Между страниц — порванная записка: «Витя, надо поговорить. Жду в 11 на утёсе».
Почему не отдала? Настя перечитала предыдущее:
**…Виктор уезжает завтра.** Сказать ему? Нет. Владимир так счастлив, узнав о беременности… Пусть не знает. ГНастя закрыла дневник и глубоко вздохнула, понимая, что некоторые тайны лучше оставить в прошлом, как засохший василёк между страниц.