Не открывай
Анна Сергеевна стояла у окна, прижав ладонь к холодному стеклу, и наблюдала, как дворник Геннадий Иванович подметает последние жёлтые листья во дворе. Октябрь выдался промозглым, и на душе у неё было так же тоскливо, будто небо над Москвой нависло тяжёлыми свинцовыми тучами.
— Мам, ты опять у окна? — в комнату вошла Ольга, её дочь, уже взрослая, под сорок. — Чай будешь?
— Буду, — тихо ответила Анна Сергеевна, не оборачиваясь. — Оленька, а что это у нас в кладовке стучит? Вчера слышала, сегодня опять.
Ольга нахмурилась, поставила чайник на плиту.
— Мышь, наверное. Или трубы старые. Мам, не придумывай. Дому уже полвека, всё скрипит.
— Нет, не мышь. Там именно стук, будто кто-то постукивает изнутри. — Анна Сергеевна обернулась к дочери. — Давай проверим?
— Мам, мы же вчера смотрели! Там банки с вареньем, папины инструменты, старые вещи. Больше ничего нет. Ты просто переживаешь после больницы.
Анна Сергеевна тяжело вздохнула. Месяц назад её выписали с больничного — сердце пошалило. Теперь дочь опекает её, как ребёнка, взяла отпуск, переехала из своей квартиры. А она чувствует себя обузой.
— Оль, ты бы домой съездила. Я уже в порядке. Да и Игорь твой скучает.
— Игорь переживёт. А если с тобой что случится, я себе этого не прощу, — Ольга налила кипяток в заварочный чайник, поставила перед мамой чашку. — Пей, пока горячий.
Они сели за кухонный стол, и в этот момент снова раздался стук. Чёткий, ритмичный — раз, два, три, пауза, снова раз, два, три.
— Слыхала? — Анна Сергеевна схватила дочь за руку. — Вот, опять!
Ольга насторожилась. Стук повторился.
— Ладно, пойдём посмотрим, — решительно поднялась она.
Кладовка оказалась узкой и тёмной. Ольга щёлкнула выключателем — свет тусклой лампочки осветил полки с банками, коробки, ящик с отцовским инструментом.
— Видишь? Пусто, — сказала Ольга.
— А это что? — Анна Сергеевна указала на верхнюю полку, где стояла небольшая деревянная шкатулка с медной фурнитурой.
Ольга подошла ближе. Шкатулка была старинной, с затейливой резьбой, напоминающей древние письмена.
— Откуда она тут? — удивилась Ольга. — Я такую не помню.
— И я не помню. Странно… — Анна Сергеевна потянулась к шкатулке, но дочь остановила её.
— Не трогай. Может, соседи подбросили? Или управдом оставил? Спросим у Геннадия Ивановича.
Женщины вышли, но Анна Сергеевна украдкой оглядывалась. На душе было неспокойно. А стук прекратился, будто они его спугнули.
Вечером Ольга позвонила мужу.
— Игорь, как там дела? Я ещё задержусь, мама нервничает. Говорит, в кладовке кто-то стучит. Нашли там какую-то шкатулку.
— Может, к врачу сводить? — предложил Игорь. — После инфаркта бывают галлюцинации.
— Да нет, я сама слышала. И шкатулка реальная. Завтра у дворника спрошу.
— Оль, а ты её не открывала?
— Нет, мама не разрешила. И страшновато что-то. Красивая, но жутковатая.
— Правильно. Мало ли что там…
Утром Анна Сергеевна проснулась от стука. Теперь он был громче, требовательнее. Она накинула халат, вышла на кухню. Ольга ещё спала в зале.
Стук нарастал. Анна Сергеевна подошла к двери кладовки, прислушалась. Звук шёл оттуда.
— Кто там? — прошептала она.
Стук затих. Затем — один мощный удар, будто что-то ударило изнутри.
Анна Сергеевна в испуге отпрянула и побежала будить дочь.
— Оля! Вставай скорее!
— Что случилось, мам? — Ольга вскочила, сонная.
— Оно мне ответило! Я спросила, кто там — и оно стукнуло!
Ольга посмотрела на часы. Шесть утра.
— Мам, ты точно слышала?
— Абсолютно! Давай вызовем кого-нибудь. Слесаря… Или, может, батюшку.
— Батюшку? — Ольга удивилась. — Ты же никогда не верила.
— А теперь начинаю. Есть вещи, которые нам не понять.
После завтрака они спустились во двор искать Геннадия Ивановича. Старик мел дорожку, насвистывая.
— Геннадий Иванович, — окликнула его Ольга, — можно вас на минутку?
— Конечно, Ольга Сергеевна. Что случилось?
— Вы не знаете, кто мог шкатулку в нашу кладовку подбросить? Вчера нашли, а откуда — непонятно.
Дворник остановился, внимательно посмотрел на них.
— Шкатулка? Какая шкатулка?
— Старинная, деревянная, с узорами, — объяснила Анна Сергеевна.
Лицо Геннадия Ивановича изменилось. Он побледнел, отложил метлу.
— Ох, дело плохо… А вы её не открывали?
— Нет, — ответила Ольга. — Вы что-то знаете?
— Знаю. Эта шкатулка была у Людмилы Фёдоровны, из четырнадцатой квартиры. Помните её?
Анна Сергеевна кивнула. Людмила Фёдоровна умерла три года назад — одинокая, странноватая женщина, её побаивались.
— Так вот, когда она умирала, велела мне шкатулку закопать. Говорила — там заперто то, что на волю нельзя выпускать.
— И что вы сделали? — спросила Ольга.
— Закопал на кладбище, рядом с её могилой. Глубоко. А она, видно, вернулась…
— Геннадий Иванович, это же бред! — возмутилась Ольга. — Шкатулки не ходят сами.
— Не знаю, как она к вам попала, — покачал головой старик. — Но если она правду говорила, то беды не миновать. Она в молодости спиритизмом увлекалась, духов вызывала. А потом что-то пошло не так. То, что она в шкатулку заперла, лучше бы не выпускать.
— Ерунда! — сказала Ольга, но голос её дрожал. — Сказки.
— Может, и сказки.И только когда Анна Сергеевна повернула ключ в замочке, она наконец поняла, почему на шкатулке было написано “Не открывай”.