Знаешь, дочка, как в старину говаривали, не всякой Катерине – московские колокола, не каждому Петру – кремлевские купола. Светлых душ на грешной земле мало. Не осуди, а в себя загляни. Уж ты ль образцовой женой была своему Пете? – бабулька прищурилась, будто заранее ответ знала.
– Бабушка, Петя ушел к подруге моей! Где правда? Молчать мне? – кипела я.
– Хоть бы не мчалась к нему Петину на завод да скандал начальству не устраивала, какой у тебя бабник. Осрамишься лишь. Видали таких… Обманутые бегали по профкомам, в слезах и соплях. Да разве любовь указы слушает или запреты признает? Не поможет, дитятко. Смирись. Время покажет, кто прав, – бабуля была спокойна.
Новость про мужа-изменника да подругу-предательницу ее не взволновала вовсе. Будто быту дело.
Хм, “смирись”… Легко сказать! Подруга Светка – змея подколодная оказалась. Своего схоронила, за моим мужем охотится. Не видать ей счастья!
Заглядывался мой Петя на Свету прежде. Помню, всей компанией в баню ходили. Так он глаз от нее отвести не мог. Словно кот возле сметаны кружится. Взглядом обнимал Светку в простыне белой. Я тогда значения не придала этим знакам.
Света, бесспорно, статная, мягкая, душой добрая. Ну и что? С Петей шестнадцать лет душа в душу прожили, сын Кирилл растет. Верила крепко в семью свою, не сломить ей.
Со Степаном у Светы детей Бог не дал. Знаю, Света горько переживала. Степан же молчал – видать, по-мужски носил горе. Дружили домами. В лес тайгой часто вылазки делали, отпуск в Крыму вместе коротали. Веселились от души. Увы, всему свой срок. Беда у порога притаилась ухмыляясь.
– Даш, Степана “Скорая” увезла – инфаркт! Господи, твердила же ему: «Давай дитя из приюта возьмем!» Молчал, темнел лицом. Теперь не знаю, выкарабкается ли… – Света рыдала навзрыд.
– Успокойся, Свет! Все обернется! Крепкий твой Степан, – искренне обнимала я.
– Ох, Дашенька! Как без него жить – ума не приложу! Он свет моих очей. Поддержать, приласкать может. Как я одна-то? – всхлипывала Света.
– Не отпевай заранее, Свет! Возьми себя в кулак. Глаза подведи, маникюр сделай, улыбку во весь рот – и к нему в больницу! Степан снова влюбится да и поправится скорее!
Тот раз обошлось. Степана подняли на ноги. Жизнь пошла своим чередом.
Вскоре Степан со Светой удочерили трехлетнюю Машеньку. Полное счастье царило в доме.
– Теперь и помирать не страшно! – вдруг вырвалось у Степана за столом.
– Что ты? Теперь-то и жить надо, дочь растить! – удивились мы его словам.
– Да в том смысл, век прожит не зря. Пусть одно детское сердце согрето. На Светку надежда. Справляется. Разрешаю замуж выйти, коли что… – Грусть неизбывная в глазах его была.
– Полно тебе, Степан! Выпьем за семейное благоденствие! – мой Петя поднял бокал.
Его исповедь забыли тогда. До поры…
Ангел смерти, как хромой осел, ко всем приходит. Не уберегся Степан. Второй инфаркт – и конец. Спит вечным сном.
Осталась Света с Машкой. Отгоревала вдовье – и воспряла. Тридцать ей было. Образ сменила: из блондинки в брюнетку огненную превратилась, гардероб обновила, улыбаться стала чаще. Собирались за столом по-прежнему.
Мой Петя ждал этих встреч. Рядом со Светой он искрометно шутил, смеялся громко, пытался молодой вдове угодить. Машеньку на руках не спускал.
Я не замечала этих ухаживаний. Думала, друга покойного поддержать хочет, Свету в горе подбодрить. Куда там!
Позвала нас Света на десятилетие Машеньки.
За столом смеялись, желали имениннице расти здоровой, умницей.
– Папа, ну когда ты к нам совсем переедешь? – Машка прошептала… Пете.
Петя чмокнул девочку в щечку, шепчет:
– Скоро, рыбка, скоро…
Я сделала вид, будто не услышала. Устраивать скандал на глазах у ребенка? У Машки день рождения. Да она и невинна в играх взрослых. Дома
И вот уже много лет моя жизнь течет мирно и размеренно, как широкая река под осенним небом, а по утрам я пью чай с иван-чаем, глядя, как первые лучи солнца золотят листву старой березы под окном.
ЗАПРЕТОВ НЕТ ДЛЯ ЛЮБВИ
