Тихомира ступила с лодки, пахнущей смолой и речным ильмовым мхом, и сразу ощутила назад уже не вернётся. Воздух здесь был иной: влажный, пропитанный ароматом сосен, мха, рыбы и чегото ещё, словно сама жизнь без примесей.
Добро пожаловать, произнёс проводник в рыбацком жилете. Это разъезд «Живые воды». Ставьте палатку где захотите. Туалет вон там. Если хотите работать, завтра в восемь на берегу, будем убирать мусор.
Тихомира кивнула. Слово «работать» её не пугало. Пугало молчание. Впервые за долгие месяцы ей никто не задавал вопросов: «Как ты?», «Справилась?», «Снова будешь преподавать?». Ни взгляда с жалостью, ни тревоги.
Она поставила палатку на пригорке у кромки реки, села на бревно, сняла ботинки и опустила ноги в ледяную воду. И впервые за долгое время не заплакала.
Прошли две недели. Тихомира носила ведра, копала траншеи, мыла котлы. Руки были в царапинах, спина ны́ла от тяжёлых инструментов, но в голове царила тишина. На разъезде собирались студенты, биологи, бывшие ИТспециалисты, художники, волонтёры со всех уголков России. Все немного чудаки, немного потерянные.
Кем ты была? спросила вечером Глафира, девушка с рыжими дредами и голосом, как у гобоя.
Преподавательницей. История искусств, Калуга.
Почему ушла?
Сын умер год назад, утонул. Слова просто исчезли.
Глафира не ахнула, лишь кивнула:
Понимаю. У меня отец скончался от рака в декабре. Я уехала сюда, иначе бы сошла с ума.
Здесь не сходят с ума?
Здесь с ума можно, но страшно не будет.
Тихомира впервые улыбнулась.
Она начала рисовать на крафтовой бумаге из старых мешков: река, птицы, люди у костра, иногда её сын в рыбацком жилете с веслом, улыбающийся.
Однажды её рисунки развесили на верёвке у столовой. Вечером каждый принёс свои творения фотографии, стихи, поделки из коры.
Объявляю день самовыражения! воскликнул Андрей, высокий и вечно растрёпанный координатор. Кто кем был, кем стал, кем хочет быть показывайте!
А ты? спросила Тихомира.
Был маркетологом, теперь человек с топором. И мне, знаешь, нравится.
Они оба рассмеялись, и шрамы перестали стыдить.
Третий месяц принес беду не из леса, а из города. На лодке появились мать и сестра Тихомиры как яркие ветровки, огромные сумки, лица, полные упрёка.
Тихомира! Ты с ума сошла?! мать встала у её палатки. Ты где? Тут людидикари! Как ты выглядишь! Бог мой, это законно?
Сестра, Евдокия, осматривалась, будто искала, куда пожаловаться.
Мы так за тебя волновались! Ты не берёшь трубку, не отвечаешь на сообщения, исчезла, как подросток. И к тому же тебе почти сорок! Ты же преподаватель!
Тихомира молчала. Люди у костра замирали. Глафира подошла сзади, тихо коснулась плеча:
Нужно?
Нет, я сама.
Мы в шоке, продолжала мать. Мы думали, ты в депрессии. Хочем забрать тебя домой, психотерапевт советует реабилитацию.
Это и есть моя реабилитация, мама.
Не глупи. Ты живёшь в палатке! Таскаешь воду! Ходишь с чужаками!
Они не чужие. А ты Ты давно меня не слышишь.
Тихомира, вмешалась Евдокия. Ты нас не слышишь. Мы же семья!
Где вы были, когда я лежала под одеялом недели? Когда не могла встать? Каждый день думала, что лучше бы умерла вместо него?
Мы старались помочь!
Нет. Вы звонили: «Соберись, ты сильная». Сильная не помощь, а отговорка, чтобы не быть рядом.
На мгновение наступила глухая тишина, лишь
