Я узнал, что моя супруга оставила детей ради новой семьи
С Анной мы встретились на корпоративе в компании, куда я недавно устроился. Работали в разных отделах, о её прошлом не знал ничего. Высокая, с лучезарной улыбкой и гибким станом — сразу приковала взгляд. Весь вечер кружились в танце, смеялись над глупостями, говорили обо всём на свете. После праздника довёз её на такси до хрущёвки в спальном районе Нижнего Новгорода. Наутро летел в офис, будто подхваченный ветром, с букетом пионов и шоколадом «Алёнка» в руках.
Она встретила меня улыбкой, от которой потеплело даже в промозглый ноябрь. Нам обоим за тридцать — времени на долгие свидания не оставалось. Через месяц Анна переехала ко мне в квартиру. Жизнь заиграла новыми красками: она прекрасно готовила борщ, обожала спонтанные поездки на дачу, а её смех звенел, как колокольчик. Казалось, мы нашли свой островок счастья среди серых будней.
Решился на предложение руки и сердца. Приобрёл золотое кольцо с фианитом, встал на колено в парке у Чкаловской лестницы. Она расплакалась, кивая «да». Но при подготовке к свадьбе заметил странность — со стороны невесты не было ни родни, ни друзей. «Родители далеко, а близких нет», — отмахнулась Анна. Поверил, не стал допытываться.
За день до росписи она умчалась с подругами в салон «Сияние». Забытый телефон лежал на столе. Решил отвезти — знал адрес. Уже за рулём услышал звонок. На экране — «Бабушка». Ответил, ожидая поздравлений. В трубке — надтреснутый голос: «Анька, опять деньги на внуков клянчим? Саша с температурой, лекарств купить не на что! Ты ж мать, хоть стыд должен быть!»
Мир перевернулся. Оказалось, у Анны двое детей в деревне под Арзамасом. Бросила их на попечение бабушки, обещала присылать деньги, но перестала после нашего знакомления. Перевёл старухе половину зарплаты, развернул машину.
Вернувшись, сложил её пёстрые платья в чемодан. Когда она вбежала в квартиру — с завитыми локонами и блёстками на ногтях, — молча протянул вещи. Увидев телефон в моей руке, побледнела. Начала лепетать про «ошибки молодости», «поправить всё». Но её оправдания тонули в тишине. После слов бабушки я увидел истинное лицо — не невесты, а чужой женщины.
Свадьбу отменил. Вычеркнул её из жизни, как стирают надпись мелом. Но вопросы остались. Разве можно доверять той, кто предал собственных детей? Способна ли мать, променявшая колыбельные на салонные процедуры, стать верной женой? Когда я смотрю на закат над Волгой, то вижу лишь отражение её лжи. Возможно, я жесток, но женщина, забывшая ради новой жизни плач малышей, для меня — не человек, а холодный ветер, что выдувает тепло из дома.
