Женщина, сломленная потерей сына, затерялась в глухой деревушке, подальше от всего мира. Лишь её пёс помог ей вновь услышать голос сердца он привёл её к девочке, спрятавшейся в лесной чаще.
Анастасия положила заявление об уходе на стол главврача Дмитрия Степановича. Тот снял очки, потер переносицу и посмотрел на неё с такой отеческой грустью, что ей на миг захотелось забрать листок обратно.
Настенька, подумайте, тихо сказал он. Может, просто возьмите отпуск? Вы нам очень нужны.
Она покачала головой:
Не могу, Дмитрий Степанович Не здесь.
Гложущая вина не давала покоя: как мать не уберегла, как врач не спасла. Каждый детский плач в коридорах больницы резал сердце, каждый смех звучал немым укором.
Дмитрий Степанович был человеком добрым, начальником мудрым, всегда находившим нужные слова. Анастасия давно замечала его тёплые, заботливые взгляды, но он никогда не переступал границ держался тактично и сдержанно. Сейчас в его глазах читалось настоящее сострадание, и от этого становилось ещё тяжелее.
«Поймите, меня больше нет, кричало внутри. Та Настя, которую вы знали, умерла вместе с Мишей».
В душе была пустота ледяная, звонкая. Хотелось свернуться калачиком и рыдать, но она лишь сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
Я пойду, выдохнула она и выбежала из кабинета, боясь разрыдаться перед ним таким близким и всё же чужим.
Единственная мысль бежать. Уехать туда, где нет знакомых лиц, жалостливых взглядов, где не слышно детского смеха, напоминающего о потере. Квартиру продала за бесценок лишь бы быстрее.
Поезд медленно прополз мимо полустанка, затерянного среди лесов. Анастасия вышла на деревянный перрон, чувствуя усталость во всём теле. Две старушки на лавочке тут же уставились на неё.
К кому путь держишь, голубушка? Или заплутала? спросила одна, кутаясь в пёстрый платок.
Анастасия горько улыбнулась:
Сына похоронила. Хочу побыть одна.
Бабки переглянулись, в глазах мелькнуло понимание.
Горе-то какое, дитятко. У Марфы дом пустует к сыну в город перебралась. Дом крепкий, тёплый. Только одной там с тоски пропадёшь. Не замыкайся совсем.
Дали адрес, и Анастасия, поблагодарив, побрела по пыльной дороге к новому «дому», если его можно было так назвать.
Марфа встретила её настороженно, но, узнав причину, смягчилась:
Живи пока. Плата небольшая. Только Барсик тут остался кот наш. Диковат, но мышей ловит. Не обижай его.
Первый вечер в доме, пропитанном запахом трав и старых брёвен, казался вечностью. Каждый скрип половицы, каждый шёпот ветра за окном будил воспоминания. Миша Он бы сейчас носился по комнатам, изучая каждый угол.
Дни тянулись медленно. Анастасия убиралась, красила, мыла лишь бы занять руки и мысли. Но горе не отпускало. По вечерам, сидя на крыльце, она рассказывала сыну о прожитом дне, и слёзы текли сами. Здесь, в глуши, её никто не видел и она не сдерживалась.
Однажды, когда тоска сжала сердце особенно сильно, к ней бесшумно подошёл рыжий кот Барсик. Постоял, посмотрел умными глазами, затем осторожно потёрся о ногу.
Анастасия замерла, потом погладила его. Кот замурлыкал. Этот простой живой звук вызвал новый поток слёз. Она прижала Барсика к себе, уткнувшись в его шерсть, и плакала, пока не уснула прямо на крыльце, обняв единственное существо, осмелившееся подойти так близко.
Через пару недель соседка принесла щенка дворняжку, худую и любопытную.
Бери, Насть, а то утопят. Тебе и компания, и охрана, сказала женщина.
Щенка назвали Графом за важный, почти гордый вид. Сначала Барсик шипел, выгибал спину, но скоро смирился. Теперь они спали у печки, а Анастасия впервые за долгое время улыбнулась, глядя на их игры.
Деревенские узнали, что в доме Марфы теперь живёт бывшая врачиха, и стали приходить за помощью померить давление, сделать укол. Анастасия отказывалась, говорила, что больше не практикует, но, видя надежду в их глазах, не могла отказать.
Она всё чаще уходила в лес. Граф бежал впереди, лая на птиц, а Барсик неожиданно стал сопровождать их, ловко перепрыгивая через бурелом. Лес принимал её, не осуждал, не требовал ничего.
«Здесь можно дышать, думала Анастасия. Плакать, не пряча слёз. Просто быть».
И понемногу лёд вокруг сердца начал таять.
Однажды вечером её охватило странное беспокойство. Что-то незримое тянуло в самую чащу.
Не сегодня, попыталась отогнать чувство, но Граф забеспокоился у двери, явно разделяя тревогу.
Накинув куртку и взяв фонарь, Анастасия пошла за псом. Граф уверенно вёл её в глубь леса. В овраге, под корнями старой сосны, он залился лаем.
Анастасия осветила фонарём и застыла: на земле лежала девочка, без сознания.
Она подхватила холодное тельце и побежала домой. Алёнка была ледяной, пульс едва прощупывался. Граф и Барсик крутились рядом, тыкаясь мордами в ноги, будто пытаясь помочь.
Дома Анастасия растёрла девочку спиртом, укутала в одеяла, обложила грелками. Прошло два часа, прежде чем та пошевелилась и открыла глаза синие, полные страха.
Где я? прошептала она.
В безопасности, мягко ответила Анастасия. Как тебя зовут?
Алёнка Мой папа врач, он меня спасёт.
Сердце сжалось.
Я сейчас, мне за помощью надо, сказала Анастасия и вышла, чтобы девочка не увидела слёз.
Вскоре приехал участковый крепкий мужчина на видавшем виды «уазике». Выслушав рассказ, покачал головой:
Дело тёмное. Девочка явно не здешняя.
Оказалось, Алёнка приехала с матерью, которая снимала жильё у дальних родственников. Родители в разводе, ма
