Как во сне странном и тяжком — переехала, да о том и пожалела.
Вера Ивановна жила долгие годы в своей хрущёвке на окраине Нижнего Новгорода. Дом старый, но крепкий, соседи — свои, проверенные. Вдовела она уже лет двадцать, но не унывала. Вырастила дочь Настю, выучила, даже квартиру помогла купить, когда та замуж собралась.
Настя с мужем жили неплохо, сына Витьку растили, а Вера Ивановна наведывалась к ним лишь по большим праздникам. Не обижалась — понимала, у молодых своя жизнь. Но тут муж Настин как гром среди ясного неба — ушёл к другой, оставив жену с ребёнком да с долгами по уши.
Сначала дочь держалась, но потом — сдалась. Денег не хватало, Витьку в школу собирать надо, да и самой хотелось выглядеть прилично. Подруга шепнула: «Почему бы маме квартиру не продать да к тебе не перебраться? И вам помощь, и ей не одной». Настя задумалась — и решила. Уговорила мать: «Что нам делить-то? Мы же родные». Вера Ивановна, хоть и сомневалась, согласилась. Продала квартиру, деньги дочери отдала, вещи собрала — и переехала.
Поначалу всё было хорошо. Варила, стирала, внука из школы встречала. Даже соседкам хвасталась: «Вот, дети не забывают, приютили». Те слушали, а про себя, конечно, завидовали — кому не хочется в старости быть нужной?
Но прошло три месяца — и радость кончилась.
Настя после развода стала злой, как осенний ветер. И вся злость — на мать. Будто та виновата, что муж оказался «козлом». Сначала мелкие упрёки: «Зачем ты щи сварила? Я солянку хотела!», «Вечно всё перекладываешь, потом ничего не найду!» Потом — крики, хлопанье дверьми. «Сиди в своей комнате, когда у меня гости!» — однажды бросила дочь. И Вера Ивановна поняла: она здесь никто. Чужая.
Витька, глядя на мать, тоже стал грубить бабке. То «отстань» буркнет, то вообще не здоровается. Будто тенью чужой стала.
А ведь она думала, внук будет радостью. Читать вместе, гулять, про школу болтать. Вместо этого — молчание. И комок в горле каждый вечер.
Плакала тихо. Никому не говорила. Только выйдет во двор, сядет на лавочку — старушкам-приятельницам изольёт душу. И каждый раз одно и то: «Девоньки, не верьте. Лучше одна в своей берлоге, чем в семье — да не своей».
Теперь Вера Ивановна — тихая тень в чужом доме. Деньги от квартиры — как вода сквозь пальцы. Помощь — не в цене. Осталась только её узкая комната да старое покрывало, купленное ещё до переезда.
Не хвастается больше. Не улыбается. Сидит у окна, вспоминает, как когда-то с Настей блины пекли, как та смеялась, как Витьку маленького на руках качала. Тогда семья была. А теперь — просто стены. И взгляды, будто ножом режут.
Что случилось? Почему так? Вера Ивановна не знает. Может, дочь сломалась. А может, правда поговорка: «Родня близко — так и беда близко». Пока жили порознь — ладили. Сошлись под одной крышей — и всё пропало.
И каждый день один вопрос в голове: неужели это и есть благодарность за жизнь, за любовь? Или сама виновата — поверила, что кому-то нужна?
Вот такая история. Без криков. Без драк. Но с болью, от которой темнее, чем от самой чёрной ночи.
