Хроники одной судьбы
Татьяна Сергеевна пыталась уйти от мужа дважды. И оба раза возвращалась. Ради сына.
В первый раз она ушла к родителям, когда Дмитрий запил после рождения Ванюши. Не выдержала его пьяных выходок — среди ночи, прижав ребёнка к груди, выскользнула из дома. Дмитрий догнал её у калитки:
— Куда это ты?
— Подальше от тебя!
Мать, сельская медсестра, лишь покачала головой:
— Таня, а чего ты ждала, выйдя за шофера? У них это в крови — иначе не бывает.
Спорить было не о чем. Сама выбрала свою судьбу. Познакомились они, как ни странно, в читальне. Татьяна подрабатывала там, а Дмитрий зашёл сдать книгу.
— Что-нибудь лёгкое? — спросила она, глядя на его грубые ладони.
— Дайте про любовь, — усмехнулся он, будто заглянув ей в душу.
Она протянула ему «Два капитана». Через неделю он вернулся — не за книгой.
— Не дочитал… Может, в кино сходим?
И она согласилась.
Была весна, в голове — глупости, в сердце — жар. Влюбилась. А в те времена, если любишь — сразу под венец. Так и вышло.
Свадьба — тихая, почти без народа. Через месяц он впервые ударил её — за то, что долго болтала с почтальоном. Потом, конечно, принёс сирень и пробурчал:
— Ты же знаешь, какой я.
— Это извинения?
— Нет. Напоминание.
Она молча поставила цветы в банку. Синяк на скуле замазала тональником. Простила.
Но когда родился Ваня и Дмитрий запил — ушла. Не стерпела. Он потом полгода умолял вернуться, клялся, что завяжет. И правда — не пил почти два года. Но каждый раз, когда накатывало, глушил стресс водкой — по-другому не умел.
Однажды, после особенно дикой ссоры, когда Дмитрий разнёс тарелку — не в неё, а рядом, — она села на кухне и стала писать сестре:
«Кать, всё. Сдаюсь. Надо себя спасать».
Зайдя в детскую, увидела: Ваня спит, обняв игрушечный грузовик — подарок отца. Он боготворил папу. И тот отвечал тем же.
Татьяна разорвала письмо. Подумала: уйду — он пропадёт. А сын будет видеть, как отец катится в пропасть. Пусть уж лучше ненавидит меня, чем стыдится его.
Видно, Дмитрий почувствовал это. Стал пить реже. Родился второй сын — Коля. Несколько лет жили тихо, почти мирно. Но запои возвращались. После одного такого он ввалился домой в полусне, и она сказала:
— Я тебя больше не люблю. Не смогу. Никогда.
— Ты в себе?
— Вполне. Но жить будем вместе. Ради детей.
Каждый вечер она проверяла, спят ли сыновья, клала на тумбочку толстый том — на всякий случай — и шептала: “Ещё день. Не для меня. Для них.”
Перемены шли медленно. Но годы текли, дети росли. Дмитрий успокоился, остепенился, почти не пил. Страна трещала по швам, магазины опустели. Перебрались в Нижний Новгород, младший как раз в школу пошёл.
Автобазу, где он работал, закрыли. В отчаянии Дмитрий притащил домой бутылку и поставил на стол.
— Нет, — твёрдо сказала Татьяна. — Или это, или дети.
— Отвяжись.
— Больше не отвяжусь, — схватила бутылку и выплеснула в раковину.
Он замахнулся, но не ударил. ЗнаОн опустил руку и тихо ответил: “Ладно, будь по-твоему”.