Сергей Петрович был закоренелым холостяком. Жил себе потихоньку, не тяготясь одиночеством. Работал как вол — до седьмого пота. Дело свое обожал. Ко всему подходил основательно, чтобы идеальный порядок царил даже в мелочах. А вот с женщинами как-то не складывалось — идеальную так и не встретил.
В тот год в конце июля Сергей Петрович собрался на юг. Устал до последней степени, захотелось сбежать от суеты. Полез в интернет, дал объявление.
Отозвалась женщина с двумя детьми, жительница кубанской станицы. До моря — рукой подать, да и место тихое, не курортное. Комнату отдельную предложила, а за его продукты пообещала кормить домашней стряпней. Соблазнился. Доехал без приключений, навигатор не подвел. Дом старый, но ухоженный, комната светлая, хозяйка приветливая. По двору носилась крохотная собачонка, русский той. В саду зрели яблоки да груши, а пара ребятишек, мальчуган и девчушка лет девяти, возились по хозяйству.
Хозяйка — Людмила Степановна — не докучала, только спрашивала, чего приготовить, угощала спелой черешней и улыбалась мягко, по-доброму. Сергей Петрович целыми днями пропадал на море — купался, лазил по камням, снимал закаты, переписывался со старым другом в Одноклассниках. Иногда ловил себя на мысли: откуда у женщины за пятьдесят такие маленькие дети? Думал-думал, да и спросил.
— Людмила Степановна, это ваши внуки?
— Нет, — ответила та, — мои. Поздние. Брак не сложился, замуж не вышла, а детей захотелось. Да и не старая я еще, мне всего сорок восемь.
Пока говорили, разглядел Сергей Петрович хозяйку — милая, спокойная, с лучистыми глазами. И имя у нее было душевное — Люся, Люсенька. Как и мать его покойная. А пахло от Людмилы Степановны теплым хлебом и ванилью.
Молодое вино играло в бокале, вечера стояли теплые, звездные. Оба были не из робких — не молодо-зелено. Днем вели себя чинно, а по ночам Сергей Петрович тихонько пробирался на половину Люсеньки, а под утро крался обратно. Детей будить негоже. Тойчик даже не лаял на него — только хитренько поглядывал, будто все понимал. Славный песик, неприхотливый. Ложки две каши съест, а двор стережет исправно. Звали его Бонифаций.
И стал Боня ходить с Сергеем Петровичем на море. Плавал, потом вылезал, отряхивался, грелся на солнышке и бежал домой раньше хозяина. А тот — следом. Но однажды песик не пришел.
Сергей Петрович обыскал весь берег, звал, кричал, расклеил десяток объявлений. Куда пропала собака? Старушка-соседка шепнула: может, те приезжие стащили, что на краю станицы снимают дачу. Добрался Сергей Петрович до их дома, а там говорят — уехали час назад, с маленькой собачкой, в сторону трассы.
Развернулся, вскочил в машину — и вперед. Нагнал километров через восемьдесят, резко перегородил дорогу. Из джипа вывалились две девицы — накрашенные, дерзкие.
— Эй, старик, убирай тачку! Дорогу перекрыл! Сейчас полицию вызовем!
— Вызывайте, — хрипло ответил Сергей Петрович, — только сначала собаку отдайте.
— Ой, прям расхрабрился! — фыркнула та, что повыше. — Она же бродячая! Мы ее спасаем!
— Не ваша, — сквозь зубы прошипел Сергей Петрович. — У нее дом есть.
Девицы взвизгнули, полезли в драку, хватали за руки. Сергей Петрович растерялся — бить женщин не дело.
Выручил гаишник — грузный, потный, с налитыми кровью глазами. Зажав уши от визга, майор взял Боню на руки.
— Тихо! К кому песик пойдет, того и будет. Документов-то на него ни у кого нет.
— Лапочка, Солнышко! — защебетали девицы, доставая колбасу. — Иди к нам, в салон!
— Поехали, Боня, домой, — твердо сказал Сергей Петрович.
Гаишник поставил собаку на землю. Бонифаций рванул к Сергею Петровичу, виляя куцым хвостом.
— Ну вот, разобрались, — хрипло просипел инспектор.
Девицы не унимались:
— Это наша собака! Мы ваше начальство найдем! Мы ее от самовыгула спасли!
Гаишник налился краской.
— Вот что, «спасительницы». Или по-хорошему уезжаете, или сейчас проверю страховку, огнетушитель, аптечку — и все таблетки в ней пересчитаю. Автомобиль у вас грязный. Да и номера подозрительные…
Джип исчез как ветром сдуло.
Сергей Петрович пожал инспектору руку.
— Спасибо.
— Да ладно. У меня самого такой же барбос. Вредина, истеричка, но души не чаю. Зимой в комбинезончик одеваем. Порода — душа. Ну, счастливо.
Сергей Петрович сел в машину. Боня устроился на коленях — маленький, теплый, шерстка как бархат. На душе вдруг потеплело — давно такого не было.
Дорога пустая, мотор урчит, песик — прелесть. И среди этого уюта вдруг сжалось сердце — скоро уезжать. В пустой квартире никто не ждет. Мелькнула мысль — развернуться, забрать Боню и…
Но он только вздохнул и поехал к Людмиле Степановне.
Последняя неделя выдалась дождливой, но Сергей Петрович все равно ходил купаться. И Боня с ним. По ночам он пробирался к Люсе, а по утрам все чаще ощущал тяжесть в груди.
В день отъезда светило солнце. Сергей Петрович собрал вещи, подарил Людмиле Степановне подарок, оставил номер и сел за руль.
Набирал скорость, думая — отпуск кончился, роман закончен, пора возвращаться к привычной жизни. Выехал на асфальт — и вдруг заметил: за машиной бежит Боня.
Прибавил газу. Песик ускорился. Разогнался сильнее — собачка отстала, исчезла в пыли.
Сергей Петрович резко остановился. Вышел, закурил — руки дрожали. Выкурил сигарету до фильтра, швырнул окурок в пепельницуОн развернулся и поехал назад — к Люсе, детям и Боне, потому что понял: дом там, где тебя ждут.