**Пожить для себя**
— А мне всего сорок девять… — Татьяна растерянно смотрела на врача. — Совсем ничего нельзя сделать? — голос её дрожал, но в нём теплилась надежда.
— При правильном лечении, курсе процедур, можно выиграть время. Год, полтора, не больше. — Евгений Леонидович постучал карандашом по столу, только что заполняя её карту. За годы практики он видел и слёзы, и истерики, и даже проклятия. Все по-разному встречали приговор.
— Я подумаю… — только и ответила женщина, выходя из кабинета.
До недавнего времени Татьяна не жаловалась на здоровье. Простуды обходили её стороной. Но два месяца назад что-то пошло не так — слабость, головокружение. Опухоль, как сказали врачи, оказалась неоперабельной. Полгода, максимум восемь — таков был вердикт. Татьяна не зарыдала, не стала винить медиков. Она просто представила, как мало это — полгода. Не доживёт даже до пятидесяти.
— Чудесный денёк… — Голос вывел её из раздумий. Выйдя из больницы, она присела на скамью, не заметив, как рядом опустился старик. Он сидел, опираясь на трость, выпрямив спину, и щурился на солнце.
— Простите, если помешал… — смущённо добавил он, видя, как Татьяна вздрогнула.
— Ничего, — она попыталась улыбнуться. — Погода и правда прекрасная.
— В мои годы я радуюсь даже дождю. Но такие дни — подарок. Может, это блажь старика, но хочется, чтобы последний мой день был именно таким — тёплым, солнечным…
— Вы так спокойно о смерти. — Удивилась Татьяна.
— Мне девяносто четыре, — рассмеялся старик. — Да и кто знает, когда она придёт? К ней надо быть готовым всегда. Жаль, понял я это поздно. А то бы не откладывал жизнь на потом. Ведь «потом» может и не быть.
Вот вы, например, что бы сделали, зная, что завтра умрёте? Хотя простите, разболтался. Говорить-то не с кем. Мои соседи по палате — нытики, только жалуются. А стоит ли тратить на это время? За главным корпусом — хоспис. Туда и дорога одна. Вот скамья и парк… а я бы предпочёл теплоход.
Последнее путешествие. — Он усмехнулся. — Почему я ещё здесь? Денег нет. Квартира давно переписана на внука, пенсию забирают. Но я не в обиде. Молодые… Наверное, им нужнее. Ой, да что это я разговорился…
— Ничего, — Татьяна смотрела на него, между бровей залегла глубокая складка.
Вдруг она осознала: всю жизнь жила не так, как хотела. Работа — ненавистная, но платили хорошо. Сначала ипотека, потом помощь дочери с зятем. Была зацепка. Муж? Любовь давно умерла. Десять лет назад узнала об изменах — с разными, часто.
Рыдала от обиды, но мысль «я никому не нужна» не давала уйти. Если даже муж, некогда встававший перед ней на колено, потерял интерес… А ведь она была хорошей женой. Чистота, уют, борщ, котлеты, компот — никаких сцен. Дочь обожала, баловала, отказывая себе. Теперь та звонила, только чтобы оставить внука или попросить денег — то на зиму, то на весну…
И Татьяна помогала, откладывая свои планы. Ещё копила «на чёрный день» — девяностые научили.
— Подаю на развод, — заявила она мужу, вернувшись. — И на раздел. Можешь выкупить мою долю. Мне квартира не нужна — уезжаю. Тебе тут привычнее.
— Куда? — выдавил он, переваривая новость.
— Путешествовать. — Она уже доставала чемодан. — Развод сейчас — без присутствия. Думай пару дней, а я у Марины на даче поживу.
— Ничего не понимаю…
— Надо было раньше. Ещё успеем побыть счастливыми. — И дверь захлопнулась.
На работе написала заявление — отпуск без содержания, потом увольнение. Сняла все деньги, выбирала туры.
— Мам, ты Сашку сегодня заберёшь? Хотим в ресторан, — позвонила дочь.
— Нет.
— Почему?
— Свои дела.
— Не можешь перенести? Там друзья…
— Наняйте няню.
— Это же дорого!
— На ресторан есть? Найдёте. — Она была твёрда.
Дочь хлопнула трубкой. Татьяна вздохнула, но не передумала.
На даче у Марины было тихо. Осень дышала теплом, воздух пах яблоками. Татьяна сидела в гамаке, поджав ноги. Сначала думала: «Я эгоистка». Потом вспомнила старика. «Всю жизнь для других… Теперь для себя». И улыбнулась.
Муж звонил, пытаясь «выяснить» — скорее от неожиданности. Она стояла на своём. Через три дня он сдался, согласился выплатить её долю.
Через неделю она сидела в кафе на набережной, наблюдала за людьми, придумывала их истории.
— Добрый вечер. Можно присоединиться? — К столику подошёл мужчина.
— Конечно.
— В такой вечер грех сидеть в номере. Видимо, все так решили. — Он улыбнулся.
— Они правы. Татьяна.
— Алексей. Писатель. Обычно вечерами пишу, но сегодня — тупик. Вышло к лучшему.
— О чём ваши книги?
— О людях. Вот эти двое, — он кивнул на пару у соседнего столика, — как думаете, о чём они?
— Он — художник, она — дочь олигарха. Сбежали. Верит в его талант, а он клянётся написать портрет дьявола…
— Знакомы?
— Нет, — рассмеялась она. — Получится из меня писатель?
— Сюжет старый, но вечный. А вот если бы он сошёл с ума после портрета… — Алексей подхватил игру. — А что насчёт той компании?
Татьяна прищурилась: «Ну тут всё ясно…»
— Леночка, ну как? Нравится? — Алексей смотрел на неё, потом на домик с виноградом. — Сад запущен, но…
— Здесь уютно, — она улыбнулась, но в голосе дрогнуло.
— Что-то не так? — он обнял её.
— Нет… Просто устала.
Прошло два месяца с той встречи. Алексей влюбился сразу, она — тоже, но боялась. Боялась болезни, времени, обмана. Он предложил остаться у моря:
— Мне писать можно везде, а ты будешь музой.
— Научусь печь пироги с вишней. — Она поцеловала его в щёку. «Пусть будет, что будет», — решила.
Они переехали. Утро — кофе у окна, вечер — прогулки. Чтобы не мешать ему, она пошла в благотворительный фонд.
Месяц, второй… Она ждала ухудшения, но чувствовала себя прекрасно. Дочь звонила реже, но смягчилась. Обещала привезти внука летом. Муж выплатил долю, сообщил о новой женитьбе. Она искренне порадовалась за него.
— Татьяна Игоревна? Это Евгений Леонидович. — Звонок разбудил её утром.
— Да…
— Произошла ошибка! Это не ваши анализы!
— Но я плохо себя чувствовала…
— Нервы, усталость. Прошу прощения.
— А я не жалею. — Она взглянула на спящего Алексея. — Спасибо.
Татьяна повесила трубку и пошла готовить завтрак. Она была счастлива.
