Когда любовь прошла мимо: Тридцать лет в тени чужой злобы
Я молчал слишком долго. Молчал, потому что мои страдания казались мне пустяком на фоне чужих драм. Молчал, потому что с детства впитал: мужчина должен терпеть. Но теперь мне 58. Три десятилетия брака позади, а внутри — только выжженная пустота. Жизнь прошла, будто сквозь пальцы, а счастья так и не случилось. Не дом — каземат. Не семья — вечная осада. Под одной крышей, но в разных мирах. Вместе, но каждый день — битва за право дышать. И, кажется, менять что-то уже поздно.
Я женился без любви. И заплатил за это годами
Мне не было и тридцати, когда родители уговорили меня взять в жёны Лидию. «Хватит шляться без дела, — твердили они, — девка крепкая, хозяйственная, из доброго рода». Я не любил Лиду. Но тогда думал: любовь — для романтиков, а умные выбирают твёрдую почву под ногами. Сыграли свадьбу. И начался кошмар.
Лидия быстро расставила всё по местам. Унижала при гостях, язвила перед роднёй. При людях — душка, а дома — метель с колючим льдом. Могла на людях вздохнуть: «Какой у меня муж — золото!», а за порогом швырять в меня тарелкой и скрипеть: «Ничтожество! Тряпка!»
Её бесило всё: как я держу вилку, как смеюсь, как смотрю в окно. Но я глотал обиду. Держался. Ради детей. Ради видимости семьи. Надеялся, что сменится ветер. Не сменился. Стало только чернее. Мы не жили — мы гнили рядом. Даже соседи по лестничной клетке теплее относятся друг к другу.
Когда дети уехали — началась настоящая пытка
Сыновья выросли, обзавелись своими домами, и тогда Лидия сбросила последнюю маску. Она перестала притворяться женой. Я пристроил к дому каморку — и сбежал туда. Не стало общих ужинов, разговоров, даже взглядов. Делили только холодильник. Она подписывала свои контейнеры, чтобы я не смел прикоснуться. Смешно? Вроде один дом, а будто через стену — чужая жизнь.
Я ел в тишине. Засыпал в темноте. Просыпался — с той же свинцовой тоской. А когда знакомые говорили: «Вы с Лидой — пример для всех!», мне хотелось разбить что-нибудь. Если это и пример, то только того, как душа превращается в пепел.
Каждое её утро начиналось с яда, а ночь заканчивалась проклятиями
Если Лидия была дома — воздух густел от ненависти. Она могла начать с: «Опять дверь хлопнул, как чурбан!» — а закончить тем, что я украл у неё лучшие годы. «Ты пустое место! Ты — ошибка!» — это было её молитвой. Я стискивал зубы. Думал: перетерплю — и буря утихнет. Но нет. Её злость не знала усталости. Ей нужен был кто-то под рукой, чтобы ломать, — и я был всегда рядом.
Однажды я услышал, как она шептала подруге по телефону: «Он — как старая этажерка. Стоит, пылится, но выбросить жалко». Тогда я впервые понял: меня уже нет. Меня стёрли в порошок. А уйти — некуда. Дом строиДом строила моя молодость, а теперь он — тюрьма, где я доживаю дни под звуки её шагов.
