Была зима 1950 года, и мороз пробирал до костей. В темной комнате, с глиняными стенами и запахом сырости, семнадцатилетняя девушка, вся в поту, судорожно сжимала простыни, корчась от схваток. Рядом была только повитуха пожилая женщина с грубыми руками и сердцем, привыкшим к горю.
Когда наконец резкий крик новорожденной разорвал тишину, девушка Надежда почувствовала, как душа возвращается в тело.
Красивая девочка, сказала повитуха, заворачивая младенца в одеяло и кладя его на грудь Надежде.
Та неловко обняла ребенка, всё ещё дрожащая, в крови, но в её глазах уже светилась нежность первой материнской любви. Она смотрела на дочь, зная, что ничто не разлучит их.
Но иллюзия длилась лишь мгновение.
Дверь распахнулась с грохотом, и в комнату ворвалась её мать Аграфена Петровна. В чёрном платье будто на похоронах, хотя никто не умирал и с лицом, искажённым отвращением.
Отдай её! приказала она, выхватывая ребёнка из рук Надежды.
Нет, мама! Оставь её! закричала девушка, пытаясь подняться, но сил не хватило.
Молчи! рявкнула Аграфена Петровна ледяным тоном. Она больная. У неё эта болезнь, как у тех даунов. Не выживет. Незачем мучиться.
Надежда кричала, рыдала, умоляла. Но мать не слушала. Туже закутала младенца, вышла и захлопнула дверь так, что в груди у дочери будто выстрелили.
В ту ночь Надежда осталась с пустыми руками, выкрикивая имя, которое так и не успела дать.
Годы шли. В деревне все считали, что её дочь умерла при родах. Так велела Аграфена Петровна. Надежда, вынужденная молчать, научилась жить с фальшивой улыбкой, пока сердце гнило изнутри.
В двадцать пять она ушла из дома, не оглядываясь. Не могла простить. Не могла забыть. Но и зажить рана не давала.
Шли годы, как осенние листья. Надежда стала учительницей, жила одна ни мужа, ни детей. В глубине души она чувствовала, что часть её так и осталась в той тёмной комнате.
Пока однажды весенним днём не вернулась в деревню. Мать умерла, и, казалось, последние цепи расковались.
Она шла по центральной площади, той самой, где играла в детстве. Запах свежего хлеба смешивался с ароматом увядших цветов. Надежда уже хотела присесть на скамейку, как вдруг услышала детский смех, чистый, звонкий, будто шепот из прошлого.
Она обернулась.
И увидела её.
Девочка лет девяти играла с тряпичной куклой. Растрёпанные косички, платьице в цветочек, заштопанное по краю и миндалевидные глаза, светящиеся странной добротой взгляд, который всколыхнул что-то глубоко внутри Надежды.
Сердце колотилось, как бешеное.
Она подошла медленно, ноги дрожали.
Здравствуй, крошка как тебя зовут? голос её предательски дрогнул.
Девочка посмотрела без страха, с любопытством.
Я Вера, ответила она, улыбаясь.
Надежде показалось, что время остановилось. Вера. Именно это имя она когда-то придумала для дочери. Имя, которое носил в себе столько лет.
Колени подкосились.
В этот момент к девочке подошла пожилая женщина лицо в морщинах, руки, привыкшие месить тесто.
Вы знакомы? осторожно спросила она у Надежды.
Я она показалась мне знакомой, пробормотала та.
Женщина потупила взгляд, смутившись.
Она живёт со мной с младенчества. Одна бабка принесла, сказала, что мать отказалась, велела спрятать. Я так и не поняла всей истории
Надежде показалось, что душа вылетает из тела.
Это неправда! Я её любила! Её у меня украли! вырвалось у неё.
Женщина отшатнулась.
А девочка молча посмотрела на Надежду. Сделала шаг вперёд.
Ты моя мама? спросила она просто, без драмы, как умеют только дети.
Надежда рухнула на колени и разрыдалась.
Да, родная я твоя мама. Прости, что не искала тебя раньше. Что не нашла.
Девочка обняла её, не говоря ни слова. Её маленькое тельце было тёплым, настоящим, своим.
В тот день Надежда поняла: жизнь иногда даёт второй шанс. Неважно, что скажут в деревне, сколько лет потеряно. Она вернула дочь.
И теперь никто не отнимет её снова.
